АНАТОЛИЙ ПОБАЧЕНКО
СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ
Борис Богатков
Решив судьбу стремительной атакой,
сержант ушёл в безумие огня…
И задохнулась, землю очерняя,
своей слюной фашистская собака.
Пройдут года, строка во имя блага
откроется – не время обвинять,
а боль тупую в сердце приунять,
крепить в солдате мужество, отвагу.
На подвиг песня грозная звала,
в бою раскрыв могучие крыла,
взлетела птицей в солнечные выси!
И вскоре он, познав смертельный риск,
пришёл домой, в родной Новосибирск,
снял каску, замер, воин светлолицый.
15.12.1995
Павел Васильев
Иртыш, зима. На всех ветрах секущих
топорщится пожухлый куст репья.
На берегу – озлобленно стоят
два волка. Гривы – в серебре колючем.
О, этот вой, живое всё гнетущий!
Не вздрогнет кто? Чья не рванёт шлея
через снега в открытые края,
где виден день, спасение несущий?
Зовут кого из тьмы небытия –
глаза? А взоры чьи, вдали виясь,
уходят, словно медленные реки?..
Сибири волк, безумствуй от души!
За это будешь пулею прошит
и не забыт в поэзии вовеки.
30.10.1996
Георгий Вяткин
В горах великого Алтая
песнь родилась хвалить творца,
не изменился лишь с лица
Хан-Бобырган, в тумане тая.
Катунь, горячая, крутая
(найдет ли кто реке ловца?),
рвалась из тайного ларца
в строку, легендой обрастая.
В гортанном клёкоте шамана
нашёл он посвист турухтана,
степной России голоса.
И ветвь раскидистого кедра,
песок золотоносный в недрах –
судьбы счастливой полоса.
25.о1.1997
Геннадий Карпунин
Придя – по мысленному древу –
к великим подвигам славян,
развеял он седой туман
былин и тайн Обиды-Девы.
В душе знаток значений древних
нёс груз преданий, как Боян,
чтил свято «Слово», инь и янь
и в поле колос недозрелый.
А на тунгусском пепелище
готов построить городище,
оставить след заметный свой.
И в русской речи, в тёплых встречах
живёт певец Синильги вечной,
огней сибирских – костровой.
24.06.1997
Александр-Матиас Кастрен
Томов двенадцать – вот его труды
о самоедах, коттах и марийцах!
И открывались нганасанов лица,
когда в их пользу он творил суды.
Под вьюгу легче высушить зады,
сырая рыба – это вам не пицца.
В сарае дымном пишутся страницы
далекой родины, где скудные сады.
А мужа тянет истина к Саянам,
там руны Калевалы, сны Бояна
вошли в его оснеженный катрен.
И нет ни Рима, славы Иудеи …
Но финну ближе сказы берендеев! –
таков этнограф и лингвист Кастрен.
28.08.1996
Николай Клюев
1
Не всем рубаху черную носить,
чесать затылок гребнем редкозубым,
и, выпятив промасленные губы,
под дурачка на улице косить.
До дыр – на крыльцах! – некому сносить
льняную ткань. И выскажусь я грубо:
гудят уже серебряные трубы,
чекист кожанкой новою форсит.
Поэт, в объятьях силы ураганной,
под пристальным вниманием нагана,
навечно сгинет средь снегов и льда.
Под Томском где-то, чёрном чемодане,
растут стихи – сибирские баданы,
им светит ярко севера звезда.
02.02.1997
2
Узнать его на Невском мудрено.
И где она, та самая собака,
что в ноги бросится, однако,
и заскулит протяжно и темно?
Придёшь к нему, сказать бы смешно, –
полати, мох, иконы, свечи... «На-ка,
хлеб аржаной, да не крутись, ломака,
оставишь верно скатерти пятно.
Уважь, присядь…». Расскажет о далёком,
где облака похожи на молоки,
где шубу сроду не снимает зверь.
А в русских печках спрятались поэмы…
Кто и когда – вот таинство дилеммы! –
найдёт их средь утерянных потерь?
18.03.1996
Казимир Лисовский
Сибирь – планета чудная твоя:
простор равнин, льдов толща вековая,
звезда полярная, собачьи лаи,
свист жёстких крыл неистовых – в краях.
Есть добрый знак: воспеть свой «Красный яр»,
снежницу пить, где льдина мировая,
в пургу уйти, пусть юность чумовая
исторгнет стих – его запомню я!
Под звон звезды рванётся Енисей
к тебе, собрат, по синей зимней стуже –
оленей гнать, спасать в снегах друзей,
искать могилу Бегичева-мужа.
Так ты, поэт, где тундры ягель мок,
берёзке милой выдюжить помог.
15.01.1988
Леонид Мартынов
Забродит кровь, и хмель воспоминаний
вернёт его в наивные мечты:
зажечь снега, реветь до хрипоты
о недостатке опыта и знаний.
От дерзких обезумев начинаний
и тяжести межзвёздной черноты,
возьмёт и тихо всхлипнет у плиты,
устав от звона звукосочетаний.
Ему взбрёдет – никто не остановит! –
и Лету переплыть, чумной в основе –
по мраку тёмно тянущийся сток.
Судьбу свою осилив в многоборье,
он будет, помня берег Лукоморья,
фрегат воздушный править на восток.
28.10.1996
Анатолий Марченко
Земляк, тобою поле грезит,
оно готово воли дать глоток,
чтобы железной камеры пруток
согнуть, сломать. Но в сердце – рези…
Век узнают - в надпилах, в срезах.
Степь Барабы пронизывает ток.
Здесь кровохлёбки крохотный цветок
усвоил ветра полонезы.
Светло в околках: поредели.
Но мир возможно переделать
в неравном, но отчаянном строю.
Твой дух свободою прекрасен:
:где жизнь кипит, где неба прасинь,
там ты стоишь у бездны на краю.
12.06.1997
Дмитрий Олерон
Четыре года каторжных работ
и вечное сочувствие Сибири –
вот чем любовь оплачивают в мире
жирующих на подлости господ.
Других поэту не было забот:
ковать сонеты, странные здесь гири, –
в сырой холодной харьковской квартире …
Нелёгок – Эредиа перевод!
Но полюбил увалы и бураны.
В душе строкой залечивая раны,
он песни вьюги выучил в тайге.
Олимп увидел в сопках Верхоленья
и, маясь в них недугом умиленья,
сонеты пел заиндевелой мге.
19.03.1997
Александр Плитченко
Холм земляничный опустел:
ноябрь, морозы скоро грянут,
снега в черновики заглянут,
где след чернильный загустел.
Осталось много добрых дел.
И рожь растёт к весне упрямо,
и лист полынный на поляне
от стужи даже посветлел.
Пусть холод гнёт к земле травинку,
и лёгкую, как пух, снежинку,
и заржавелый жёсткий хмель,
согреет душу сентябринка,
с ней под осеннюю сурдинку
стрелою в небо рвётся ель.
10.11.1997
Николай Рерих
Жить суждено среди ветров и гор былинных,
усталости не знать от жизни полевой
и темперой, растёртой краской луговой,
лик неба превращать в волшебные картины.
Сгори в святом кольце, мир пошлый и рутинный!
Преодолевая барьер языковой,
художник к людям шел тропою роковой
и радовался тихо трепету светлыни.
Приняв Вселенной взор родной, голубоокий,
он Гималаи перенес на холст широкий,
путь к миру очищая благостным огнём.
А добрый мальчик, вестник будущего века,
за руку брал и вёл большого человека
в Беловодье – легенды складывать о нём.
04.02.1997
Леонид Решетников
Закаливал сибирский резкий климат
не только нас – и танки, камни, злак.
Порою лес дождями так-то вымыт,
что ранам легче, веселее шаг.
Пускай закату мы необходимы,
пусть позади огонь войны и зла,
нам горького досталось много дыма,
и юность пеплом в очерки вошла.
Во сне ли? – бьют орудия надсадно,
как будто сваи завтрашнего дня,
и воробьи взрываются над садом,
и речка взбаламутится до дна …
Наверное, привыкнем к тишине,
но – «не задремлет память!» – не к войне.
19.01.1998
Николай Рубцов
Растут его зелёные цветы
на Вологодчине, в Москве, в Сибири,
где вечер – в охре, полон тайн эфира,
где ткутся на руках ещё холсты.
Под сосен шум наводятся мосты,
меняются отжившие кумиры,
а люди жнут, залатывают дыры
и современные поют хиты.
Цветы печально могут говорить
и светлым чувством душу – озарить,
как флотскую, сиротскую, шальную,
что настрадалась, рано отошла,
России в дар навечно отнесла
строку простую, добрую, родную.
09.08.1995
Александр Смердов
Когда горят зелёные огни
в снегах родного Васюганья,
когда сверкает синей гранью
морозом крепко скованные дни,
когда слипаются глаза от книг,
прочтённых брезжущею ранью,
когда на снежном поле брани
одна гуляет смерть, и не усни! –
он, воин, там, в Тригорском, возле Гор
чуме коричневой наперекор
спасает славу русской тверди!
Он там – склонился, где нетленный прах, -
забыв на миг себя, войну и страх,
твой рядовой, Россия, – Смердов.
17.01.1998
Елизавета Стюарт
Плывёт ли лодка одиноко
по глади озера – в века,
способно ль сердце извлекать
из глуби духа – зоркость ока,
ты знай, запомнится нам строгость
пера, та твердая рука,
что не устала мир строгать
и править молодость немного.
Расти останется полынь –
на островах, где жар и стынь
и тишиной живёт предместье.
Под шум кипящих берегов
поёт о вечности лугов
её строка, и ей поверьте.
21.12.1995
Георгий Суворов
Зарылся в землю опалённый взвод.
И тишина. Предчувствие атаки.
И тучи придавили, словно траки,
солдат лежащих – скоро ли вперёд?
«Сердца на взлёте». Пусть противник прёт
на днём пристреленные смертью знаки!
Сейчас ножи блеснут в ужасном мраке!
И в горле сушь… И дым его дерёт…
Ракета ночь рванула, и за ней –
скрывается в бушующем огне
бойцов бегущих вал неудержимый…
Взметнётся смерч и кровью изойдет …
Живой оглянется: рассвет грядёт,
и добрый век стоит несокрушимо.
27.11.1995
Василий Федоров
С тобой подняться б на седьмое небо,
в лугах бродить до третьих петухов,
насобирать штаниной лопухов
и сытым быть от марьевского хлеба.
Когда весна, то не грустила б верба,
что нету рядом рыжих женихов –
подсолнухов. Они для пастухов
незаменимы, солнечные гербы.
Но вот ненастит в окна, и в душе
острее боль от чудо-витражей,
что вставлены в промасленные лужи.
Со всеми радость долгожданных гроз
делил он, слово доброе пронес
к сердцам людей по салаирской стуже.
21.01.1998
Леонид Чикин
Он был из крепких мужиков,
могущий комель в два обхвата
поднять. С березой суковатой
другой бы сдох среди быков.
Работник этот – не таков!
Рубил, таскал и, кроя матом
земную тяжесть, грозный атом,
тянул наш воз из тьмы веков.
И Шукшина берёг от мрази,
когда тот мучился, как Разин,
и честно выполнил свой долг.
В строю остался резким, броским,
душой тоскующим по Сросткам
и жизни – знающим исток.
23.11.1996
Варлам Шаламов
Когда писатель в лагерной ушанке
на волю вышел, было так светло,
что даже звёзды – вымело метлой! –
горели днём, а солнце плыло шаньгой.
Любил рассвет и рифмы спозаранку.
Бывало, что замызганной ветлой
сор в угол заметал, больным – тепло,
тем самым их закончив перебранку.
Открыта нам колымская тетрадь.
В ней, по привычке, шею лекарь-брат
стянул петлёю белой – полотенцем.
Возненавидев доводы тюрьмы,
он соловьям своим к приходу тьмы
смолой янтарной смазывал коленца.
21.09.1997
Вадим Шершеневич. Барнаул
Когда устанут шоркать ноги тротуар
и заведёт в тупик негаданный дорога,
я оторвусь на день от милого порога,
куплю к тебе билет на жалкий гонорар.
И вот она, та степь, роскошный будуар,
излейся строчками в лист чабреца и дрока!
Под утро шершень чувств споёт и мне немного,
открыв по ритму сердца свой репертуар.
Спасибо за приют, любезнейший Алтай!
Остался денди здесь в истоме вечной тени
расходовать тоску, вести свой курултай!
Развеяв над собой слов вымученных чад,
юнцом паду на мхом поросшие ступени –
в слезах свою мечту лелеять и качать.
24.08.1997