из эпицикла НЕ ЖИЗНЬ
цикл Т Е Н И С Т И Х О В
цветам и звёздам студии ГОЛОС
с любовью и признательностью
П е р в а я т е н ь
Семь планет
ударили в сердце моё
стихами.
Даже слепой
Знает, где Солнце заходит и
барабан дня стихает.
На бумаге курительной
мелкие буквы,
рукописи не горят –
проверяю –
да. Только бумага горит,
а стихи –
это и есть пламя.
+++
Т р е т ь я т е н ь
Изящны стихи без названия.
Но генерал запретил
выводить полки без знамени.
Осень.
Вырастут дожди из колокольцев.
Звон колоколов.
В России церкви за околицей.
Три старушки за Россию
Богу молятся.
+++
Ч е т в ё р т а я т е н ь
Четвёртая речь,
твёрдо добавить нечего.
Утром ждёшь вечера,
днём неприятностей,
вечером – нежности и неожиданности.
Устаёшь от одиночества
один в ночи
ненужности.
И так – целую вечность
или половину вечности.
Не избежать рэкета Времени
времени рэкета,
его рукавов, его лексики,
его обманов.
Наполовину избежать
собственного возраста?
+++
цикл Е Щ Ё
В п а р к е
Ещё зелёная трава
бледнеет в ожиданье снега ,
и фиолетовый Бештау
не ожидает лета -
ноябрь.
Пора дверей закрытых
даже в ад.
Паркет лесополос
и пашен шоколад –
закончен листопад –
финита.
Здесь был парк,
убежище для пьющих,
смущённых, одиноких, печальных
и влюблённых –
всех, чей дыханья пар
касался и души.
И души совмещал
без обязательности общежитий,
кто хоть на миг
остановил свой бег
за всемогущим бытом,
и Бог без имени
(под именем Ухода от забот)
в душе свечу и утешенье
нам даря,–
и в ней тепла добра и света
было не меньше, чем в слезинке.
Символ бессмысленности взрослых дней –
пустая карусель без маленьких детей.
Как в Храме, в парке –
нечистые оставили его,
нечистые кривляются в витринах улиц
плоских-пёстрых.
Лишь клоуны теперь благочестивы и серьёзны,
да старенькие бабушки в церквях,
болеющие за куролесящий
в грязи ноябрьский мир.
О, мир, не ты ли - лишь отражение реклам
в растоптанной бесчисленными людьми, машинами
грязи?
Малиново-зелёные, оранжевые искры
в которых нет тепла –
лишь пустота фреона и неона
и лица ртутные прохожих,
и белые зрачки.
Здесь всё пошло.
+++
+++
Ещё не остыло тело,
Ты бросила его в костёр.
Кольцо на твоей руке блестело,
Решившее это спор.
Был фантастический вечер,
Шёл вымышленный снег.
Тебе становилось легче:
Прошлое ушло во сне.
Не было поцелуев –
Шёл очень смутный фильм.
Я прижимался к стеклу,
Тлел сигаретный фильтр.
Не было холодных пальцев.
Я не грел твоих рук.
Я медленно брёл в старость,
Обгоняя дряхлых старух.
+++
В р е м я х р и з а н т е м
Время хризантем.
Цветочный ряд на Нижнем Рынке.
Над крышами антенн
Туман скрывает облака.
День подслеповат.
В очереди за сметаной бой,
Как на собачьем ринге.
И русские слова,
И выцветший плакат:
Май, мир, труд –
Марс, Сникерс, Жвачка.
О-би! О, О-ба-на!
Семья, Любовь,
Страна.
Невнятна нищета –
Как роскошь – пирожки горячие.
Богатство неуклюже прячет
Дворцов нелепых толстый голый зад
За фиговый фасад
Глухих незрячих стен –
И никаких, там, ваших, наших –
Никаких проблем!
Им пишутся счета –
Ещё здесь не трущобы окраин Эр-Рияда,
Чадра пока используется вместо юбок.
В тумане уличного чада
Сердечки алых губок –
Но вот зловещая явилась тень –
Здесь бродит дух безумный
С серебряным серпом:
Найти невинного!
И гербом, и горбом –
Невинной крови!
Детей! Детей! Детей!
Суммы! Суммы! Суммы!
Глухой забор, и окна – не глаза, а брови.
Господи!
Как вредно всё, что ТАК полезно.
О, изобилие!
Откуда что полезло?
В грязи обломок белого цветка.
В груди обломок красного клинка.
+++
+++
Путешествовал по неверному континенту,
По безмолвной пустыне.
Барханы песка сползали с гор
Под маревом раскалённого воздуха.
Закончились запасы воды,
Растрескалась запекшаяся кровь земли,
Как мои губы.
Здесь некогда бушевало море,
Неустанно меняя лица
И терзая берег, раскалывая скалы.
Дождь гремел за горизонтом,
Ждал меня в стране водяных лилий
За тысячи миль и влажных сумерек.
На сорок четвёртом обороте планеты
Изменилась пустыня звёздного неба,
Полусфера его упиралась в отвесную каменную стену,
У подножья которой бесполезно сверкали груды алмазов.
По алмазам я шёл босыми ногами
По рубиновым росам.
Камень царапал ногтями,
Побелевшими от жажды;
Кулаками отчаянья бил в стену,
Чувствуя, что она не отзывчивее человека
И бездушнее пустыни.
Утренний луч солнца разбудил прибой алмазов,
Расчертили стену непонятные знаки света
И растворились во всепоглощающей белизне дня.
Не зная значенья знаков,
Боясь ничтожной неточности,
Я алмазами резал камень ,
Не понимая ещё,
Что возвращаюсь к стихотворению.
+++
С е м ь п о с л е д н и х л е т т ы с я ч е л е т и я
День понедельника
Вычеркнул ночь воскресения.
Деньги мои – земля под ногтями.
Их отбирают, чтобы чеканить серебряники.
Дети мои: жертва невинна.
Слышите, в дальней стране
Снова землетрясение.
В белой подушке зимы
Змея Новый Год тянет
Уличным серпантином,
Со-узником и по-средником
Текущего конечно-вековья,
Падающий снег шепчет про снег.
Резко скрежещет
По металлическим струнам трамвай.
Мы в слепоте пытаемся себя сохранить,
В тщательном омовении рук
Ищем защиты, ищем спасения.
Только не церковью и не кровью.
Прохожие – движущиеся статуи,
Залепленные снегом, как мрамором,
В замершей молнии ртутного света.
Вечер на вторник наступил неожиданно,
Страшно, зловеще, мрачно и трудно.
Чёрный гранит с искрами «вдруг» -
Снежная округленность
Скоро чёрное кружево скроет –
И перемену даты, и перемену тысячелетия,
И полное исчезновение субботы.
+++