Читаем Гоголя. Мёртвые души. 6 гл. 2ч

Валентина Карпова
А, впрочем, у амбара возникла вдруг фигура
И тут же стала вздорить с приезжим мужиком.
По виду не понять: мужик иль баба-дура?
На всё это взирал наш Чичиков молчком…

По платью, вроде, баба – мужик таких не носит.
Колпак на голове – вновь не мужской покрой,
Но голос сипловат, как ветерок доносит…
Никак не разобрать: кто бы то был такой?

«Ой, баба! – про себя подумал и прибавил –
Ой, нет – это мужик!» - сам пристально смотрел.
Фигура в свою очередь напротив всяких правил
Обсматривала их, взяв,  словно на прицел.

Казалось, гость в диковинку, визиты не в привычку,
Поскольку обсмотрела не только самого,
Но даже Селифана, оглядывала бричку
И лошадей в упряжке – как есть: всё и всего!

«Наверно, это ключница! – сумел определиться,
Заметив, что на поясе у той висят ключи,
Ещё и потому, что скверно так бранится
Поносными словами… в ответ же тот молчит…

«Послушай меня, матушка – сказал к ней обращаясь –
Что барин?» «Его нет!» - тотчас оборвала.
Потом, спустя минуту, нисколько не смущаясь:
«А что бы вам тут нужно?» «Есть к барину дела!»

«Тогда идите в комнаты!» - сказала чуть потише
И тут же отвернулась, им спину показав,
Что вся была в муке с прорехою пониже.
Сама вперёд шагнула, дорогу указав…

Ступил за нею в сени, где холод, как в подвале,
Широкие, но тёмные, такие – глаз коли…
Что надо подсветить и мыслилось едва ли…
Оттуда попал в комнату – чуть свет, что из щели

Струился из-под двери в другое помещенье.
Вошед уже туда, был точно на свету.
Представший беспорядок ввёл ум его в смущенье,
Представить даже сложно, что можно так в быту:

Казалось, во всём доме уборка предстояла-
Мытьё полов повсюду, а мебель всю сюда
Нагромоздили кучно…что только не стояло,
Стул колченогий даже был на столе… беда…

А рядом с ним часы, забывшие как «ходят»,
На маятнике в них паук развесил сеть…
И тут же к стене плотно, как будто в хороводе,
Шкаф с серебром старинным – приятно посмотреть.

Фарфор китайский тонкий, изыска не лишённый,
Графины и графинчики – всего не разглядеть…
С ним в линию бюро смотрелось напряжённо
Под множеством предметов не нужных бы иметь…

Вещь дорогая в прошлом. Мозаикой покрыто,
Местами сохранившийся на плитках перламутр
Подчёркивал ущербность до горечи открыто,
Казалось,  говорил: хозяин наш не мудр…

Чего здесь только не было, представить невозможно:
Исписанных листочков немалая стопа
Под мраморным под прессом. Зачем? Ответить сложно…
И высохший лимон, с ним рядом скорлупа…

Отломанная ручка от кресел, что ль? Похоже…
Обрывок старой тряпки, попавшейся под взгляд,
Кусочек сургуча в канавочку положен
От выскочившей плитки года тому назад…

В наполненной рюмашке почили, видно, сразу
Случайные три мухи, прикрытые письмом…
В богатом переплёте – заметно это глазу,
Стариннейшая книга уснула вечным сном…

Два высохших пера запачканы чернилом,
Иссохшие до нельзя, как от чахотки, что ль…
И рядом зубочистка. Годов без счёту было
О ней и мысль чудная явилась исподволь:

С чего-то показалось, что этой зубочисткой
В зубах мог ковыряться хозяин уж тогда,
Когда разбил Кутузов французов умно-чисто
Иль даже до того – как схлынула орда…

По стенам понавешано без смысла и без толку,
При этом весьма тесно, премножество картин.
Сражение какое-то, солдаты в треуголках
И тонущие кони – таков сюжет один

Предлинной, пожелтевшей и без стекла гравюры.
Но в деревянной раме, из бронзы в кружевах,
Размещены которые в периметре фактуры,
Из бронзы же полосочки приделаны в углах…

В одном ряду с гравюрой висит ещё картина,
Размером в пол стены, по жанру натюрморт.
Кабанья морда, утка: понятно что – дичина,
Разрезанный арбуз, цветы - неясный сорт…

По центру потолка в холстинной мешковине
Висела, видно, люстра. Укрывший пыли слой
В огромный кокон сплёлся и тем уж был повинен –
Не свет внутри мерещился, а червячина злой…

В углу уж просто в куче всё то, что недостойно
Лежать повыше где, к примеру, на столах…
Что именно в ней было? Навалена послойно
Ужаснейшая дрянь, не описать в словах,

К которой прикоснуться без рукавиц опасно…
Но так, на первый взгляд, что незачем беречь,
Что взять да и забросить – так выглядит ужасно…
Кусок лопаты старой, подошва: всё бы сжечь!

И если б не колпак здесь на столе лежавший,
Легко б предположить – тут вовсе не живут…
Кто б ни был тот такое устроить пожелавший,
Другое помещенье, конечно, предпочтут!

Пока он всё рассматривал, дверь сбоку отворилась
И встреченная ключница сюда к нему вошла.
Взглянувши, обнаружил – оно ей притворилось,
Поскольку скорей ключник – такие вот дела…

Хотя бы потому, что ключница не бреется,
А это брило бороду… не часто… а на кой?
Вот и теперь, к примеру, в наличие имеется
Не просто бородища, а скребник что ль какой,

Обычно на конюшнях коней подобным  чистят…
Такой казалась жёсткой, как проволока, что ль…
Взгляд устремив навстречу, решал к кому причислить
И ждал, чего же скажут, волнуясь исподволь…

Но ключник тоже ждал, смотрел с недоуменьем
И взгляд его кричал: чего бы нужно здесь?
И Чичиков не выдержал, промолвил с нетерпеньем:
«Что барин? У себя ли? Окажет ли мне честь?»

«Хозяин здесь!» - услышал, невольно обернулся…
Не встретив никого, вновь повторил спрос свой:
«Так, где же? Я не вижу!» Тот криво улыбнулся:
«Что, батюшка, ай слепы? Стоит перед тобой!»

Герой наш поневоле обратно откачнулся
И поглядел не скромно, а пристально, в упор…
Случалось видеть всякое, но тут аж содрогнулся-
Такого персонажа не знал до этих пор…

Лицо не представляло чего-то,  чтоб особого –
Почти таким же было у многих стариков…
Уж если придираться, к разряду можно нового
Причислить подбородок – размером был таков,

Что выступал вперёд и был весьма приметлив,
Из-за чего тот вынужден и это всякий раз
Скрывать его платком иначе же, заметим,
Он был бы весь заплёван… вот кто такому рад?

Малюсенькие глазки туда-сюда сновали,
Не по годам шустрили из-под густых бровей,
Что выросли высоко и чем напоминали
Мышей, что осторожно из норки из своей

Чуть высунув наружу на дюйм иль два мордашку,
Настороживши ушки и дёргая усом,
Определить стараются, причём  боятся страшно,
Нет ли кота поблизости, мальчишек за кустом?

Гораздо замечательней и много интересней
Была его одежда иль, скажем так, наряд!
Не сразу разберёшься, возникнет много версий
И всё равно в итоге обманется ваш взгляд…

Поверх всего халат, но вряд ли докопаться
Хотя бы приблизительно: какой взят матерьял,
Поскольку его полы и рукава лоснятся,
Как если бы из юфти их кто-то изваял…

Засалились настолько – на сапоги бы впору!
А сзади вместо двух четыре полы вдруг…
Хлопчатая бумага из коих лезла «в гору»,
Охлопьями торчала… И, завершая круг,

Совсем уж невозможно представить что на шее?
Чулок ли это был, подвязка, половик?
А, может быть, набрюшник? Предположить не смея,
У Чичикова стопор какой-то тут возник…

Отметим с лёгким сердцем всё это подытожив,
Вот если бы он встретился у храмовых ворот,
Легко б решили: нищий! Подал бы, предположим…
Герой душою мягок – так просто не пройдёт!

Но перед ним теперь стоял совсем не нищий!
Пред ним стоял помещик, такой, что будь здоров!
В владении которого крестьян поболе тыщи,
Не малое поместье, не сосчитать дворов!

Попробовал бы кто в другом каком-то месте
Найти вот столько хлеба – зерна или муки,
И даже просто в кладях! В кладовых вовсе тесно
От множества припасов – не пропихнуть руки…

Бессчетное количество холстов, сукна, овчины,
Повыделанных тонко и сыромятных кож,
Что было по амбарам, сушилам чин по чину-
И без движенья вовсе и взглядами не трожь…

Отдельные сараи с повысушенной рыбой,
Со всякой разной овощью, всё, что ни спросишь – есть!
Огромнейший запас, лежавший мёртвой глыбой…
Посуды всякой разной… Задумай кто – не счесть!

Любому заглянувшему сейчас бы показалось,
Уж не попал ли он в Москву случайно вдруг,
На двор щепной, куда частенько отправлялись
Свекрухи или тёщи да с толпами подруг,

С кухарками в эскорте пообновить запасы!
Где дерево белеет и горами лежит:
Узорное, шитое, точёное в раскрасы,
Ложёное, плетёное – и глаз не обежит!

Чего там не увидишь: бочоночки и бочки,
Ушаты, пересеки, жбаны и лагуны,
Лукошки, побратимы, подставочки-листочки,
Коробья из осины узорчато ладны!

На что, казалось, Плюшкину была необходима
Вот эта вся погибель из названного здесь?
В отпущенную жизнь не быть употребимой
На два таких именья, а не на то, что есть…

Но что-то с ним случилось, что всё казалось мало…
Хотелось всё упрочить, умножить, доложить…
Людишки расточительны – швырнут куда попало…
Не знают, не умеют добром-то дорожить…

Вот с этой целью он (собрать, что не на месте)
Почти что каждый день по улицам бродил,
Заглядывал под мостики (притом, что возраст – взвесьте!)
И всё, что попадалось, всё нужным находил!

Подошва ль то была иль, скажем, бабья тряпка,
Железный ржавый гвоздь иль битый черепок…
Он всё домой тащил и в угол, в кучу прятал…
Что так вот неприлично и понимать не мог…

Ему и дела мало, что мужики смеялись:
«Опять наш рыболов охотиться пошёл!»
И в самом деле, после, хотя б и постарались,
Никто и ничего для пользы б не нашёл!

И улицу мести совсем не нужно было –
Всё стаскивалось в кучу немедленно, сейчас.
Случалось, у колодца баба ведро забыла –
Утащит и ведро, а уличат – отдаст,

Но если кто успел спросить о том до кучи!
Промедлил – дело кончено, забудьте про него-
Божился всем на свете, не затевайте лучше,
Что куплено на ярмарке, в наследство взял его…

А в комнате своей, что с пола поднималось:
Сургучик, клок бумажки иль пёрышко, иль что –
Всё это на окошко заботливо им клалось
Иль на бюро, допустим. Не скажет ни за что

По принципу какому всё так производилось?
Была ли тут система иль просто "от угла?"
С чего вдруг такое с самим им приключилось?
С чего всё так устроилось? С чего нависла мгла?