не я

Август Май
 цикл  Н Е   Я: 
                Больше чем ты,
                Ближе чем ты 

из эпицикла ДУШЕТВОРЕНИЯ


+++


Эпоха талонов на сахар забыта.
Разграблены годы.
И то, что останется – совесть, а не советы.
А то, что осталось – свет, а не обида.

Пушистый котёнок, как солнце. И ветром
Распахнуты окна.
А стёкла разбиты  и двери забиты.
Небрежно повешена шляпа из фетра.

Здесь выплавлена прошлая музыка Шуберта.
Надтреснута чашка.
На дне – гадание нерастворимого кофе.
А в ней – одуванчики, как парашютики.

За редким Рахманиновым следует неумолимый Прокофьев
Наивно и мило.
И все занавески на улицу вывернуты,
Где, как манекены, шагают прохожие.

Упала тарелка – но это другая примета:
- И на пол, и женского рода, -
Она всё равно не вернётся, ведь вилка
Осталась на столике с другими предметами.

Не спуститься и  в зеркале не повторится,
- Так грустно, -
Не позовёт и коротко не отсчитает, как горлица,
Не разбудит прикосновением веера спящего принца.

А он поседеет, состарится, сгорбится,
Оглохнет для музыки.
И то, что останется – отрывок мелодии Моцарта.
И то, что осталось – на подоконнике след света и ветра.

+++

П а м я т н и к

Будет точно такое же воскресенье, -
Разумеется, никто не воскреснет, -
Просто будут не вывезены
Переполненные мусорные контейнеры –
Ветки, пыльный войлок из пылесосов,
Строительный мусор и жижа объедков.
Ненужные книги и ноты,
Некрасиво разваленные папки
С моими когда-то любовно собранными
Черновиками и рукописями стихотворений.

Не останавливайся, нечаянный прохожий:
Что такое – неудавшаяся жизнь?
Просто – невыдающаяся?
Ты не видел, как промелькнули мои
Торопливые похороны
И, согласно последнему волеизъявлению покойного,
Пакетик с пеплом главной моей рукописи
Был вложен в холодные руки трупа.

Здесь мой памятник. Без эпитафий и музыки

В ночь на понедельник от дождя
Окончательно раскиснут рукописи,
И я исчезну совсем.

Останется в антологии стихотворение,
Как в янтаре, в капельке времени.
+++

К о р о т к и й    р о м а н

Докончена последняя глава
короткого и скучного романа.

В конце
герой сказал загадочно и странно:
- Поэзия бывает неправа, -

(не точка – запятая.
Но именно последние слова.

Он не закончил фразу).

Не автор виноват.
Любовь бывает тоже не права,
когда сама себя не понимает.

Впрочем,
поэзия, любовь и разум
несовместимы.

Сентенция как будто не нова
и всё же до конца не объяснима.
И автор слабоват и староват.

А начался роман на островах,
похожих на старинный фотоснимок.

Там не было поэзии вообще.
Любовь
любила звучные слова,
которых повторять и не хотелось.

На лавочке в неряшливом плаще
он мёрз и сочинял стихотворенье.

Он чувствовал: она любого ждёт;
любой, любовь, пусть не навек – на время.

Не подошёл и трудно не спросил,
который час и как пройти на берег.

Он мысленно «люблю» ей повторил,
и, дай вам Бог простить,
но это тоже смелость.

Она ушла. Они не встретились
и писем друг о друге не писали.

Она забыла.
Он заболел и не писал часами.

Он слушал скрип угрюмых ставен.
Но – дай вам Бог поэзию любить
и дай вам Бог поэзии поверить.

Он не сумел поэзию забыть
и не успел поэзию оставить.

+++

+++

Моя родная.
Если и случится
мне жизнь остановить –
не верь.
Как ветер солнечный,
как ветер южный,
как ветер чистый
порывом распахивает дверь -
я возвращусь
проветрить пустоту
полуослепших комнат.

В той
вымерзшей России,
забытой сыновьями,
но, может быть, кому-то дорогой,
прожитой насквозь, красивой,
но совершенно незнакомой.
В той красной и больной стране,
в стране не дураков
и, разумеется, не гениев,
где ленин воскресал из мертвецов,
где, словно в горнице без окон и дверей,
ни света нет, ни ветра нет,
где жил Сергей Есенин,
где жизнь была – безумная игра
в шпионов
о семнадцати мгновеньях.

Я пел, нащупывая каждый звук,
точнее – только грань его обрывков,
я и не думал про несчастную Москву,
но прошагал по всем аллеям Крыма
и в день шестой
открыл стихотворенье.

Я был неповторим. Я был другой.
Как ангел, залетевший в ресторан,
ошеломлённый вероломством рынка.

+++

С т а н ц и я    Л е р м о н т о в с к а я  - 2

О чём ты думаешь,
женщина с другим мужчиной,
глядя тайком от него на меня?

Да, ты, конечно, хочешь спать,
но не со мной,
а просто по ассоциации
со словом «постель».

Но электричка –
не трясущаяся кровать,
а эксперимент первого секретаря обкома Ельцина
по проверке,
возможен ли чеченский террор
в условиях
бюрократической взятки.

И здесь, в предбаннике кровавой бани,
душно, как в стране
идиотских советов,
но, всё равно,
так хочется не ждать, а жить
каждый день,
и не от лета до лета.

С этого места Машука игла
ажурна, как Эйфелева башня,
приятна и даже немного светла,
как день вчерашний.

Столько лиц, личностей и безразличия,
что всё неразличимо.
Я должен был выйти на станции Лермонтовской,
потому что нет Пушкинской –
единственная причина,
и в этом различие
между моей трагедией
и моей тоской.

+++

П р а з д н и к   л е т а   -   3

В эту жару, обнимая тебя,
я узнал – ты чужая невеста.
Солнце переполняло нас и все стороны света.
В эту жару – в самом его начале –
падало вечное лето.

Я узнавал себя – не находил
в этом идиотизме места.

Я не стеснялся себя представлять
Поэтом, даже если об этом
спрашивала
грустная и чуточку умная бльдь.

Я не понимал,
как отрывается и улетает
бесконечное лето.

Жалко, сегодня жара,
но завтра наступит осень –
выскочат замуж девчонки
из ближайшего большого двора,
и жизнь перемолотит всё, помчится, -
- но,
может быть, они схватят синюю птицу, -
- ту,
что детством была чистым –
не веришь?

Голос слегка хриплый –
обнял тебя за плечи,
нескладный в чём-то, словно подросток,
сорокапятилетний мужчина.

Осень рвёт безжалостно листья.
Будет ли тебе легче,
если я подробно
расскажу, какая ты жемчужина?

Я утаю в тот день,
что улетаю,
что ты только бледна и некрасива,
что только любовь моя
этой осени листья листает,
и ты для меня единственна –
- но – чужая невеста.
Мне не хватило слов
и не хватило жестов,
чтобы объяснить
солнечной карусели:

был я и жил,
пел и верил –
нежное ремесло

чувств поэта –
то, что тебе сказал -
сказка.

В сорок пятый раз
меж пальцев прошло
и испарилось лето.

+++

+++

Война – это завязь мертвецов.
Каждый  удачный выстрел
убивает обоих,
попадает всегда в тебя.

Война – это Страна Смерти,
и праздник Смерти,
и молодость Смерти,
и сокращение душ.

Война – это Смерть мудрости,
судороги её холодны
в белом жаре пламени,
где горит металл.

Война – это безжалостный и бездарный генерал,
самый главный,
который всегда прав.
Война долго собирает дань,
закончившись,
и только мертвецы счастливы.
+++

+++

Даже ради любви он не станет лгать.
Он не слушал песни Битлз
несколько лет.
Существует жизнь,
как множество правд
и воздаяний цепь –
запутанна и долга,
но укорачивается постоянно.

Он свои слова бережёт, как хлеб,
даже когда на душе скребут кошки,
а крошки царапают гортань.

И движенье среди людей
у него, как у странника –
череда утрат
и  единица измерения расстояний,
которые чувствуешь собственной кожей.

Даже ради любви он не станет причинять страданий,
поднимать восстаний,
подминать на смех,
осыпать тебя цветами,
даже если ты – святая.

Даже если ты похожа
на его вымысел,
даже если ты – его создание.

Даже ради тебя –
при всём желании  –
он не станет таким, как все.

+++