цикл Р А Б И Т А К И
из эпицикла НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ РУБЕЖА ХХ И ХХ1 вв
П р о щ а й, Л а п л а н д и я
Прощай, Лапландия,
надвинутая шапка полюса,
подслеповато-белая
пропащая и спящая страна,
изборождённая морщинами чёрных рек.
Белые поля озёр.
Небо, лежащее в снегах,
забытое Атлантом,
глухие сумерки,
беззвучный стук колёс
о меридианы рельс.
Ресницы елей.
Здесь русский Дед Мороз
тоскует до зимы
в чужих ему краях.
А поезд режет снег
и снежную страну.
Ни цепочки следов.
Барак в глухих снегах –
железнодорожный полустанок.
Собака, снег торящая,
встречающая человека.
Позади блистающий холодными огнями
Мурманск,
последнее обиталище людей,
лишайник,
отрезанный от океана
колючей проволокой.
+++
+++
Я сейчас посредине огромной
холодной страны,
над которой висит
облаков полярная шапка.
Я промёрз,
я ощущаю, как колышется
скованный льдами океан.
Господи, Господи, Господи,
нас сохрани.
Я сейчас, в этот миг,
посредине закованных льдом
лапландских озёр.
Я не верю,
что это станет воспоминанием.
Я не верю,
что буду в тёплой комнате
у ёлки
вспоминать,
повернётся ли язык
и смогу ли
рассказать это дочери?
Но – это будущее, которого нет в этих снегах.
Время сковано
непрозрачным, как камень, льдом –
он в наших душах.
Вот это и есть вечность.
+++
+++
Пожираю глазами зарю на востоке:
там мой дом.
Моя Итака.
Моя Пенелопа.
Мой Телемак.
Грустно возвращаться
с добычею седины.
Я ухожу от войны,
но
что меня ожидает дома?
Разорённое царство?
Ради чего разлука?
Ради Елены, из-за измены
или,
всё-таки, просто ради войны?
Нахлебался я этой зимы.
Этот поезд проходит
задворками больших городов,
громыхает по центрам
безлюдных селений.
+++
+++
Только что содрогавший землю
экспресс
стремительной птицей летит
по лезвию-гребню
плотины Братской ГЭС
над беззвучным грохотом
скрытой облаком капель
падающей с турбин воды.
Продолжается бег на запад
из страны Сибири,
где из снега, мороза и пространств
каждое утро возникает солнце.
И догоняет, перегоняет
беглеца и странника.
Пять суток стука колёс
через края,
по площади в пять Франций,
через снега,
площадью в пять Европ –
обгоняет экспресс
малиновая заря,
обгоняет,
и на часах утро
в крохотном Пятигорске.
Спадают с меня
оковы часовых поясов.
Продолжается возвращение,
доказывающее,
что земли вращение
не возвращает никого домой
само по себе –
и странствие за тысячи стран
было бы равнозначно смерти,
если бы не железный стук колёс
о ледяные рельсы,
и стук твоего сердца.
Я ощутил Сибирь
в пламени холодов
кожей лица,
бег её бесконечности –
зрением и сновидением.
Я видел ровную, как стол, степь
в месте, где земля перестаёт быть круглой
и уходит к звёздам.
Я пережил громадные просторы
в себе
и почувствовал себя равным
снегам, берёзам, заре
и белому свету.
Равным, а не толстым.
Ровным, а не круглым.
Порывистым, а не плоским.
Тот, через кого прошли
сибирские вёрсты,
дома поднимет бокал
солнечного вина
и никогда не ощутит себя
песчинкой, пылинкой
непомерных пространств Вселенной.
+++
+++
Всё не так,
и заварочный чайник –
дома,
а в стакане
чаинок буря
не тает
и медленно оседает на дно.
Так когда-то
падали сверкающие хлопья
в светильнике «Космос»
возле новогодней ёлки
у кроватки изумлённой дочери.
Кипяток.
Кипарисовый чай
цвета зари на востоке,
откуда бегу
в нежную окраину юга,
палисандровый цвет
и запах колонн Ганнибала,
который я упрямо
зову Индией.
Глоток
ароматного кипятка
возвращает дню его название:
утро.
Ночь ещё три раза
нагонит меня в дороге,
если всё будет хорошо.
+++
+++
Вдохновенье моё,
ты – не лёгкое дуновенье,
ты – обостряющее все чувства
первое опьянение.
После стихотворения –
опустошение,
выгоревшая душа
с ожогами,
долго не заживающими.
Странствия – не романы,
а стихотворения.
Этот Дух
когда-нибудь
поднимет в небо
нас на крыльях чувств.
ЭТО тяжёлое дыхание?
Касающееся меня одного
среди нескольких
миллионов квадратных вёрст
снегов Сибири?
+++
Южный Урал
Целый день по единственному каналу
вагонного окна
захватывающая передача:
«Мир географии гор Южного Урала».
С рекламными заставками
«Чебаркуль», «Миасс», «Уржумка»,
«Златоуст», «Ай», «Бердяуш»,
«Вязовая», «Усть-Катав» и другие.
После саванн снега!
После берёз с шариками снега!
Скромная стела:
поезд медленно стекает
из Азии в Европу.
+++
+++
Две недели
душа болела –
- не слушал:
Дела, дела…
Две недели
кости трещали от тяжести
и мороза,
тесных автобусов
с замерзшими сиденьями им окнами,
вагонов, не открывающихся
на маленьких станциях, -
- чтобы утром
выпрыгнуть на совершенно незнакомой
другой маленькой станции
– чтобы всё повторилось,
кроме удачи.
Две недели
голова от забот
была погремушкой.
Но путь домой
продлиться пять суток –
душа оттаивает
и начинает болеть,
отмороженная.
Я пишу стихи,
просто чтобы исцелиться.
И ты скажешь:
никому нет дела,
ЧЕМ достигаются стихи.
+++