Лиловое небо космическим утром
катило волнами в пески голубые,
сливовое море возволнованным сюром
седое электро о берег губило.
А красная женщина все танцевала -
и груди, как чаши, и волосы гривой,
и руки тянула к созвездью Центавра,
ему улыбаясь призывно-игриво.
Центавр разлегся в лиловом прибое,
и в синий песок зарывались ладони,
смотря неотрывно на пламя живое,
что рядом совсем недоступно покою.
На красные руки, на медные бедра,
на полные чаши напитком горящим,
увы, между ними черта небосвода
чернела так тонко, прозрачно, звеняще...