Он, даже когда уходил, за собой оставлял улыбку.
Я за это его Чешир называла, и на засыпку
Добавляла, что он как кот: очень вредный, и очень милый.
Он со мной танцевал гавот. Я за это его любила...
Только так, видно, Бог решил: век кошачий людского кратче.
И в нем медленно гиб Чешир под заезженный вой собачий.
Харкнув кровью в последний раз, загоревшись предсмертным бредом,
Кот волшебный внутри угас.
И улыбка угасла следом.
Он казался еще живым: пил с друзьями, коль было надо.
Но внутри него гнил Чешир, отравляя всех трупным смрадом.
Так бывает. Средь нас, порой, те, кто лучшими были прежде,
Выгорают. И с их душой умирают других надежды.