В заводском клубе ярко горели огни. Приглушённый говор молодежи, плотным кольцом обступившей новогоднюю ёлку, затих, когда заиграл баян. Все повернулись в сторону игравшего. Баянист с плоским лицом, глядя, в обметанное инеем окно, взял нужные аккорды, и Славка Худяков с чувством запел о лебединых облаках, плывущих в синем небе и о том, как они зовут его в сияющую даль кочевых дорог.
В это время к самому моему уху склонился дружок Ваня Яримизин и заговорщически улыбаясь, сообщил
-Она ждет тебя на катке!
Я покинул зал почти сразу. На улице стыла тихая морозная ночь. У меня были причины встречаться с ней тайно. Видимо и правда всё, что случается с нами, случается вовремя. Разве кто нибудь может отменить цветение дерева, или движение весенних соков в его ветвях?
В первый раз я увидел её месяц назад, на одном из школьных вечеров. Она стояла в строгом чёрном платье возле ступенек лестницы, ведущей на сцену, и как будто искала кого- то глазами среди толпы танцующих. Она была стройна и свежа и невольно притягивала мой взгляд. У неё была модная высокая причёска, длинные ресницы, а горделивое лицо выделяло ее среди всех окружающих. Она была очень красивой в тот вечер. Я успел уже несколько раз задержать свой взгляд на девушке. Моя соседка по улице Галька Мухина, перехватила их, спросила.
- Нравится?
-Более чем.
-Я знаю ее. Познакомить?
-Буду очень признателен.
В тот же вечер я провожал через всё село эту таинственную незнакомку. Она умела замечательно молчать и терпеливо слушать, но как будто все время думала о чем- то своем, немного навязчивом и мешающей ей до конца понять суть моих рассказов. Конечно, мне уже было о чем рассказать. Я был второкурсником института, но боясь допустить роковую ошибку в первой встрече, был робок и несмел.
Разделяя слова, я говорил о прочитанных книгах, последних просмотренных фильмах, институтских вечерах, о встречах с интересными людьми. Все наши соприкосновения были почти случайны. Да и было ли вообще интересно ей то, о чём я рассказывал? Я не посмел спросить ее об этом, а она ничему сказанному мной не давала никаких оценок. Лишь позже я пойму причину ее задумчивости, а пока расценивал это молчание, как согласие на продолжение моих новых рассказов.. Волосы ее пахли удивительно. Какими- то лесными цветами.
Я вышел из клуба, застёгивая на ходу пальто. Торопливой походкой ушёл в морозную мглу ночи. Переулок между школьным тесовым забором и старым монастырем, вывел меня к пологому спуску. Передо мной открылась вся мутно белеющая панорама заснеженного пруда. Среди его слабо освещенного заводскими огнями пространства, узко чернел квадрат очищенного хоккеистами льда.
На нем, сияя разноцветными лампочками, одиноко стояла на морозе большая новогодняя ёлка. Я спустился с горки и с перехваченным дыханием, остановился у кромки заснеженного льда. Снег сухо вспыхивал несметными искрами, блестел огоньками. Вокруг ни души. Не стучали клюшками и не резали коньками лед мальчишки. Не шли ночными тропинками запоздалые прохожие. Все встречали праздник по домам. Я пригляделся. Почудилось что ли? Нет. Возле ёлки возникло почти неуловимое движение. Я пошёл напрямик. Снежные холсты тускло блестели изморозью, жёстко шуршали под ногами.
Под ёлкой в чёрных лёгких ботиках, в тёмном осеннем пальто, переминалась Вера. Легким движением руки она поправила чёрный платок на голове. С горячей волной в груди и жадным любопытством к каждому ее движению и взгляду, я подошел к ней. Ресницы ее были опушены инеем. Она не жаловалась мне на холод, но и не скрывала, что он ее уже пробирает. Несколько минут, мы просто молчали. Я стоял рядом с ней среди тусклого свечения льда, взволнованно переводил дыхание и в первую минуту, от радости не мог вымолвить ни одного слова.
Целую неделю я ждал этого свидания. Думал о ней, когда перелистывал страницы учебников в тишине Пушкинской библиотеки. Вспоминал обрывки наших последних разговоров, когда писал лекции на занятиях. Мечтал о новых встречах с ней, шагая с небольшим портфельчиком в свое общежитие. Зеркала витрин городских магазинов отражали мое счастливое лицо. Светлое радостное чувство переполняло и грело меня.
-У тебя очень тонкие перчатки, - наконец, заговорил я. Давай посмотрим, что там у тебя с руками. Я приблизился к ней вплотную и вновь почувствовал волнующий аромат лесных ее духов.
-Руки у тебя уже холодные, а перчатки пахнут зимой,- заметил я.
Она подняла на меня глаза. В её зрачках отразились ёлочные огни. Скрипнула ботиками. Сердце мое упало. Наши колени соприкоснулись. Сказала без вызова в голосе.
- Нам нельзя долго стоять, а идти, как я понимаю, нам надо теперь только в одном направлении - к моему дому. Там уже натоплено.
Мы целиком пересекли пруд. Едва угадываемой, но хорошо натоптанной в снегу тропинкой прошли через пустынный проулок, и вошли в сосновый бор. Нас обступила серая полутьма леса, спускающегося в своей бездонной глубине к реке. Там он сливался в сплошную темную массу. Завтра этот лес вновь разъединит нас на десятки верст. Но пока нам хорошо под его пологом. Отяжелённый снежной нависью хвойник, глушит звуки наших шагов. Мы идём мимо темных домов с толстыми белыми крышами, мимо глухих заборов, жёлтых окон, палисадников, калиток и сараев. Тропа ведёт нас к неотразимо влекущей цели. Наконец, мы подошли к ее дому. Он стоял с потушенными окнами.
-Проходи сюда, - воровски прошептала она мне в потемках сеней. Она на ощупь отворила дверь в избяное тепло и потянула меня за рукав.
С бьющимся сердцем я осторожно переступил вслед за ней порог, и мы остались одни. Это было первое наше тайное свидание. Не включая света, не раздеваясь, мы робко стояли, возле печки, чувствуя как тепло, исходящее от ее горячих белёных кирпичей начинает отогревать наши озябшие руки.
Над селом, над крышами домов, над ночными зимниками, в чёрной пустоте неба по своему неотвратимо извечному пути двигались и мерцали созвездия. И одно из них - Большой Гончий пёс, верный помощник небесного охотника Ориона, продолжая гнаться за Тельцом, пытался еще и вопрошающе заглядывать сквозь одно из оттаявших окошек в темноту нашей комнаты.
Сосны тоже придвинулись к домам. Они внимательно слушали строгую тишину ночи. Я касался рук своей подруги, жадно вдыхал аромат ее духов, и каждый из нас с благодарностью вспоминал расцвеченную цветными огнями новогоднюю елку. Она осталась стоять на морозном катке, но успела подарить нам это запрещённое свидание. Шла новогодняя ночь, а я смотрел на кажущееся бледным в темноте избы лицо Веры.
Никто из нас ничего еще не обещал друг другу. Возле той натопленной печки, отогревалась наша юность. Впереди была весна. Чем она нас огорчит, чем осчастливит? Тогда я уже читал стихи Евгения Евтушенко, который утверждал в одном из них:
"что полный оптимизм, есть лишь неосведомленность,
что без больших надежд надежней для надежд».
Тогда я лишь мельком скользнул по строчкам своего любимого поэта, а догадаюсь об их тайном смысле значительно позже. Потому что однажды это коснётся и меня.
фото из интернета: