Лицом в ладони и – сквозь пальцы слезы.
Холодный дождь. Осенняя любовь.
Последняя сердечная заноза,
прощальный сумрак брошенных углов,
дворов, подъездов, неопрятных лестниц,
чужих ключей и временных квартир.
И только мы в угрюмой поднебесной
творим незабываемый свой мир.
В нем место есть для старых фотографий,
где я кудряв у мамы на руках,
где ты с коленкой, содранной о гравий
уже не плачешь в радостных бантах
и с веником цветочным. Первоклашка.
Вот снова я – две фиги в объектив.
А рядом друг (не помню Сашка, Пашка),
но также неопрятен и соплив.
И нам по семь. Как нас тогда пороли
и в угол ставили, и жадили конфет!
А мы, кривясь с обиды, не отболи,
хранили свой мальчишеский секрет.
О чем? Теперь не вспомнить.
Да и надо ль?...
Как я делился этим всем с тобой,
с той осенью, с той ветреной наградой,
такой случайной и немолодой.
И ты, как девочка, альбомчики таскала –
таились мы в пыли чужих «дворцов» -
водила пальчиком и звонко щебетала :
«Да вот же я! Узнай в конце концов».
Я узнавал, идя тебе навстречу.
И целовал – всё начиналось с рук.
Сочился в окна одичалый вечер.
Гасили свет и приглушали звук.
А после неостывшие, живые,
уставившись в незримый потолок,
подсчитывали раны ножевые,
которыми не обделил нас Бог.