нет ничего страшнее рифм, выпрямляющих извилины, героиновых героинь, тонких нитей между пальцами и небом.
нет ничего страшнее балерин, танцующих кому, правил с привкусом колы по имени Рома, горячего льда и смеющегося бетона.
нет ничего страшнее воздуха, сжатого до такой степени, что нет никого, роднее, чем он.
да и вообще нет никого другого.
нет ничего страшнее точек, смотрящих на тебя по-разному, когда стоишь за другим углом.
и думаешь.
пишешь на мокром стекле.
"а что потом?"
встречи с облезшим чеширским котом.
или с Алисой, пишущей шестьдесят седьмой том.
где так много написано не о том.
под шорох последних страниц из-под стола выползает, перекрашенный блондом, гном.
он смеется над моими рунами и варит кофе мне перед сном.
шепчет тонкие кружева так, что в ступоре голова и воздух хватается исключительно ртом и руками.
нет ничего страшнее мыслей, врастающих позвонками в спину из потрепанных перьев.
я, наверное, немножко ныряю в теме.
так отчаянно вниз головой, топором.
но даже в самой холодной воде что-то бьется еще под ребром.
кричащее хором за всех, кто плавится серебром.
потом в инъекции/иглы/встречи с этим больным котом.
встречи больного с больным воображением.
последнее принятое решение, оставленное на потом.
детка на ярко/прОлитом голубом.
я, кажется, знаю, что под зонтом твоя тень умирает раз в вечность.
и знаешь, что в этом самое страшное?
твоя грязно/сердечность/бумажность/перенаправленность/ко/с/мичность цен на твое внимание.
внимание.
у кота.
у чеширского, да.
очередная веселая мания.
добро пожаловать в страну чудес.
добро пожаловать.
вы давно уже здесь.