Жизнь чувствуешь руками и дождем,
ее лицом спокойным утром сонным,
кружащимся вертящимся листом
и Бродским, если снова в тёмном.
пустяшной невысокой болтовней,
дорогой, тратящей минуты,
высоким и горящим фонарем
и болью, рвущейся хребтом,
надетой в позвоночник острым зубом.
смешно, но переносишь все,-
любовные несносные проблемы
и даже танец капель под дождем
тебя за тело вяжущим умело.
ворчишь, клянешься суете
не быть и быть почти одновременно
и очень временно, законченно везде
вскрываешь банкам крышки на консервах.
везде делясь в первичный бит и звон
ища благую повесть созерцанью
на чет и нечет делишь небу холм
где птицы пляшут зыбко над зонтами.
и тихо дышишь, лишь чуть-чуть свистя,
склоняясь к сигарете словно к чуду
и ждешь лишь жизнь, ее живя,
вновь тыча руки в неумытую посуду.
и так до бесконечности, до зги,
разрыва тел, сплетенных прошлой ночью,
до звука горнего фабричной злой трубы,
свистящей в небо на холсте давно непрочном.
____
последние две фразы это память о картине художника, написанной по моему в начале 20 века. На ней изображены девушка и юноша, спящие и обнимающие друг друга в небольшой комнате на железной кровати. А в окне фабричная труба. Картина потрясающая по своей силе, но названия не помню, художника тоже.