Небо сегодня сыреет быстрей земли, и не понять, что творится на той земле. Я становлюсь беспокоен и молчалив.
Он предлагает четыре десятка лет.
В теплой каюте загущены свет и тень, море качает корабль, обняв борта. Он говорит, что я буду один из ста, тем, кто познает по крови и из костей, как воскрешать в отличающихся словах, точенных, словно метательные ножи. Если принять, что погибель всегда права, значит ли это, что стоит учиться жить?
То ли мой голос сегодня безбожно нем, то ли потерянный я безнадежно слеп.
Он предлагает четыре десятка лет, сорок кругов, на которых твориться мне, сорок следов, на которые выдаст чек: стоит решиться - он выпишет их тотчас.
Море стихает.
Я ставлю внизу печать,
чтобы отныне случаться
и стать
ничем.