Нинка

Ирина Голыгина
Наверное, в каждом городе или селе есть своя «дурочка» или «дурачок», которые вечно ходят в одежде с чужого плеча, выпрашивают себе денежку или еду. Кто-то их отгоняет. Кто-то кормит.  Кто-то одаривает конфетой. Кто-то даёт грош. Кто-то жалостно смотрит, а кто-то над ними смеётся…

В городе  Нинку, когда она была подростком, все боялись -  дурочкой никто не называл. Сутулая, с короткой шеей, пучеглазая, всегда лохматая, в больших мальчишеских ботинках, словно Гаврош с баррикады, в старомодном платье матери, она разгуливала возле остановок такси и больших центральных магазинов. Просила копейки, но ладонь сразу не подставляла.  Если ей не давали денег, она плевалась, материлась, бросала в людей камни. Дразнила. Около церкви она никогда не появлялась. Милостыню там не собирала.
Нинка не была безобидной, кроткой и пугливой. Её слабоумие, которое было явным, не затмило силу её любопытства к миру и к людям.
Природная смекалка и необычайная хитрость, которую часто называют глупостью ума, помогли выжить, когда умерла мать. Она жила с тёткой.

Неграмотная, никогда и нигде не работавшая, она давно сама назначила себе должность.  Приходила в ближний супермаркет и  следила за корзинами, которые ставили у хранилища для вещей, ругалась грубо на покупателей, если они неправильно их складывали.  Никогда не ворчала на персон в дорогой одежде и  в дорогих украшениях, а подобострастно, молча заглядывала в их равнодушные глаза, словно ждала доброго слова или подарок… У прохожих Нинка деньги не просила давно.  Помогала продавцам, которые в конце смены, как  плату за труд,  давали ей по рублю.  Довольная помощница покупала дешёвые яблоки или сдобную булку, иногда  -  земляничное ароматное мыло.
Свою деятельность в магазине она называла подработкой, криво улыбаясь всем, кто об этом спрашивал. А главная работа  -  на стоянке.

Нинке нравилось, что  её все называли диспетчером. Она по-прежнему в тёплые дни ходила в старомодных платьях матери, зимой -  в чьей-то облезлой дублёнке и вязаной полинявшей шапке-колпаке, как у азиатских дервишей. В свои тридцать лет располнела, ещё больше ссутулилась. Походила на вечно ворчащую старуху, в жабьих глазах которой затаились боль, недоверие, печаль…

Местные таксисты, смеясь, часто говорят друг другу, если нет  клиентов:
- Что друг, поехали на стоянку к нинкиному супермаркету, дадим по десять рублей.  Валом повалят: видно, слово знает.
- Поехали. Она уже в это время мусор метёт около машин.

Нинка ведёт активную работу на стоянке такси: убирает мусор, поливает асфальт из пластиковой бутылки, меняет таксистам деньги в «своём» супермаркете. Боже упаси, взять хоть копейку! Помогает зазывать людей с покупками из магазина. А водители, как вечную дань, платят за чистоту, порядок и клиентов. Если вдруг кто-то не хочет давать денег, Нинка матерится как сапожник…
Этому горе-таксисту, что  пожадничал мзду за сервис, удачи не бывает весь день. Об этом все знают и говорят, что глаз у их «диспетчера» чёрный, язык злой. Вот и платят все добросовестно, а в минуты простоя  болтают с  Нинкой, шутят, угощают   яблоками, обещают женихов.

Каждый вечер, убирая в магазине корзины на место, Нинка хвастает продавцам, что скоро выйдет замуж - завтра её засватают. Закатывает  кокетливо уставшие глаза, улыбаясь, собирает  по рублю с  продавцов, складывает  в потёртый красный кошелёк, целует  его, приговаривая: «На свадьбу!». Покупает, как всегда, яблоки и булки.  Утром опять прибежит  на стоянку такси.

В городе Нинку давно не боятся…