Ланиты впалые, покрытые щетиной,
Коросты на руках, сутулая спина.
Давно изношена рубашка из сатина,
И жизнь его давно коснулась дна.
Свернулся, как дите, внутриутробно,
Как будто в чреве матери своей.
Слюной исходит рот в усмешке злобной,
Проклятья посылая на людей.
И вечер голубой уже кидает тени,
И тянет след кровавый за собой Уран.
Свой нищенский удел без сожалений
Он выменял на счастья океан.
А корабля корма полна зловонной дряни,
Помощник Дионис сок выжал из гроздей,
Залил ему глаза и душу, и сознанье,
Собрав за стол безнравственных друзей.
Беззубым ртом, распухшими губами,
Будто младенец тянется к сосцам,
Тянулся к фляге он под небесами,
В лохмотьях сердца пряча срам.
Аид никак принять его не хочет,
Асклепий ему раны без конца
Зализывает, хоть те кровоточат,
Таков удел пропойцы и глупца.
Как шлюху, жизнь насилуя вслепую,
С дырой в кармане, с пулей в голове,
Щенячью преданность хранит теперь нагую
Собрату пьянству, зная: «Истина – в вине».
И позвонков цепочка тянет вниз упрямо,
Сгибая до земли людскую плоть греха.
У каждой юдоли всегда свое лекало,
Всегда! Вплоть до последнего штриха.