Прилавки накрыты, стоят в три ряда,
Здесь нет никого, только ветер неслышно-
Играет, бросая опавшие листья
Всё брошено как огорода гряда.
Качаясь, скрипит проржавевшая дверь
Афиш вороха никому уж не нужны-
И нет продавцов, что так мерзки но дружны,
С глазами зверьков, хоть на четверть поверь.
Никто не седлает высокий забор,
Бубенчик шута не звенит обалдело.
Не слышно, чтоб глотку остервенело
Торгаш рвал, что, дескать, держите вон вор.
Всё тихо, лишь ветер, да желтые листья,
А было ведь так, что до ночи с утра-
Прилавки ломились от уймы добра.
Но ленты в цветах от тумана обвисли.
Ходил, предлагая один доброту,
Для тех, кто был зол, беспредельно кто злился.
Другой же всё с честностью глупый возился,
Но видно она не нужна никому.
Один перед грудью с большущим лотком
Ходил, предлагая веселье и сказку,
Другой, за бесценок почти, продал ласку,
А третий желанья носил узелком.
Купить можно гордость здесь, можно и честь
И щедрость торгаш продавал, но нагнулся,
Как вдруг кто-то жадностью вмиг захлебнулся
Всей грудью вдохнул он в себя эту смесь.
Судить никого и не в чём не берусь,
Я тоже туда выходил одно время.
В ладони носил не проросшее семя,
Хотел подарить, но не брал никто грусть.
Цыганка порою просила, поверь,
Позолоти за гадания руку.
Сыпал ей в горсти монетами скуку,
За нагадавшие боли и смерть.
Помню однажды несчастный поэт.
Смех у прилавка надрывисто слушал,
После кричал, «я бросаю вам душу,
Рвите её, больше сил моих нет».
Старец слепой, опершись на клюку,
Брёл не спеша, и толпа расступалась,
Что он носил? Может боль или жалость.
Отдал за грош её, только глупцу.
Нет этой ярмарки, нет продавцов,
Только лишь ветер, да желтые листья.
Брови не хмурь, даже зубы не стисни,
Негде купить, просто ласковых слов.