Наш синий храм летит, столетья
Держась намеченных орбит,
Не оставляя в вечном свете
Ни эха, ни следов своих.
В нём ржавый колокол сзывает
На литургию прихожан,
И хор блаженных воспевает
Хвалу незримым небесам.
В тумане фимиама рдеют
Златые нимбы образов,
И зарева пожарищ тлеют
За едкой пеленой дымов.
И все, в тумане благовоний
Ладошкой искорку храня,
Возносят к куполу с мольбою
Надеждой слабой полный взгляд,
Их губы шепчут оправданья,
О чём-то просят и зовут
С неизъяснимым упованьем.
Их губы стонут – не поют.
А купол так высок над ними,
Невидим страждущим глазам,
Что мнится, дальний свод отныне
Не внемлет плачу и мольбам.
Но кто-то видит всё и знает:
Пороки мыслей, глубь души,
Он видит всё и понимает,
Как трудно им не согрешить.
Как бы нигде, но и повсюду,
И никогда, и вечно здесь,
Он ощутим, был есть и будет
В пылу боёв, парадов, месс.
Тускнеют свечи пред иконой
Под взорами его очей,
Он бродит - тяжко невесомый -
Чернея в ауре лучей.
Он видит сжатые в ладонях
Пурпурно-жаркие ключи
От торжества мгновенной боли,
О хаоса в седой ночи.
Все держат ключик и распятье
И преданно взирают ввысь,
Шепча молитвы и проклятья,
Нося броню под шёлком риз.
Но синий храм летит, как прежде,
Держась намеченных орбит,
Не оставляя мест надежде,
След потеряв путей своих.