Тяжёлый чёрный шёлк струится по плечам покатым,
Иголки сросшихся бровей – вразлёт,
Наследнице богинь античных мраморной Эллады
Я посвятил рассказ, мне помогал Эрот.
Доверчивое простодушье выдал за доступность,
Багряный отблеск кос я с пылкостью спрягал,
А в проявленьях чувственности сдержанность и скупость
Не с добродетелью, – с пороком я связал.
Так героиней стала ты нескромных воплощений,
Изображенье мнилось подлинным, а явь
Сокрылась под пластами живописных прегрешений, -
Заставил всех я возжелать тебя, представь!
Рассказ был уничтожен, стёрт и удалён повсюду:
С ним не сошёлся обновлённый идеал;
А дочь Эллады неожиданно явилась люду:
Где косы, безыскусность, кротости овал?
Как будто бы преодолев стремнины искушений,
Во цвет вошла, когда иные стали увядать,
На матовом холсте лица нет ни следа лишений:
Чтоб свежесть сохранить, поменьше надо знать!
Крыла и стрелы тех бровей всё так же совершенны,
Наивный взгляд сменила лёгкая усталость глаз,
Ключиц и шеи нежных очертанья сокровенны,
Поверх наброшен светло-бирюзовый газ.
Теперь другая ты, – не смеет фантазёр, затейник
С тобой, как с куклой, разыграть спектакль страстей.
Вокруг тебя – кортеж поклонников первостатейных,
Пылают ало губы, словно знак червей.