Из книги - Молчаливый крик

Олег Демченко1
Из книги "МОЛЧАЛИВЫЙ КРИК"
         
            
               



ББК 84 Р5         
   Д-31
   ISBN 5-7037-0128-7




























из раздела "ЧЕРНЫЙ ДЫМ"

               



ТЕРАКТ В МЕТРО

 6 февраля 2004 года

Взорвалась дьявольская сила -
враз весь вагон разворотила!
Тела людские - на куски!
И запах серы, боль тоски...

А те, что чудом уцелели,
вдыхая горький смертный смог,
бредут по черному туннелю,
и кровь ручьем течет у ног.

Я опоздал
на полминуты
на этот поезд –
повезло.
Пускай и вас, друзья, минует
такой кошмар, такое зло!

Страшнее нашей нет  привычки!
Закону преданный народ
смиренно  дремлет в электричке,
что в преисподнюю идет.

 2004



*     *     *

Уж сколько искалечено, убито
людей по всем российским городам,
и машет целый день теледубина,
молотит бедных граждан  по мозгам.

Нет танков -  а снаряды рвутся...
Да что там танков - нет броневика,
но всюду производит революции
невидимая, скрытая рука.

И нет борьбы, а только ходят слухи,
что чип всем скоро в голову вошьют,
что к нам пришли антихристовы слуги
и вешаться веревки выдают.
               
 2005


*    *    *

На троне в законе убийцы и воры,
и каждый степенно там что-то  речёт.
Мундир в орденах, позументов узоры –
чем больше угробит, тем выше почет.

Чем больше сворует, тем выше построит
дворец дорогому себе самому.
Куда нам до них! Подражать им не стоит –
убьют, упекут за копейку в тюрьму.

Для нас, для простого народа, - законы,
да  труд поневоле и завтра и днесь,
да водка в бутылке, да в церкви иконы
и царствие наше – на небе… не здесь.

2005


 *     *     *

Над умирающей Россией ржет «Аншлаг»,
ржут мужики, напялив бабьи юбки,
и власовский вознесся флаг
над нами, - видно, тоже  ради шутки.

Заткнешь себя руками, чтобы срам
не видеть и не слышать больше,
и  думаешь: «Доколе нам,
доколе нам терпеть все это, Боже?»

Средь нищеты пирует шумно тварь –
в том механизме черт завел пружины.
Но ты очнись - и в колокол ударь
и разбуди победные дружины!

И в шлемах - наподобие ракет,               
полки восстанут, и, врагов смятенных
повергнув в ужас, полыхнет рассвет -
над грозной Русью от щитов червленых.

Сверкнув штыками, под Бородино
поднимутся убитые солдаты,
и оборвутся подлое кино
и смеха идиотского раскаты.

На полуслове смолкнет депутат
проплаченный, прокрученный, проклятый…
И во весь рост поднимется сержант -
как в сорок первом, и пойдет с гранатой.

И грянет неподкупный  - божий суд!
За чемоданы схватятся «семейства»,
но их уже ни банки не спасут,
ни бункеры…
Ну, что ж вы?
Смейтесь!


2005




*    *    *
 
                “Все расхищено, предано, продано,
                Черной смерти мелькнуло крыло”
                Анна  Ахматова.

Поля травой заросшие, а в них - дорога дальняя.
Селения заброшены - страна многострадальная.

Все предано, все продано, крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину сегодня  умереть?

Путей нет к отступлению, - куда ни бросишь взгляд,
в нас першинги нацелены...  А может быть, - летят!

А вслед - в ботинках кованных каратели идут
(не  в НАТО ль застрахованы коттеджи всех иуд?)

Не зря мы деньги тратили, -  кричит их вся урла, -
и вправду демократия на землю к нам пришла.

Все  предано, все  продано, крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину, братишка, умереть?

Взлетает пыль с обочины - пыль фронтовых дорог.
Под нами - гробы отчие, над нами - только Бог.

 2004







Из раздела "КРЫЛЬЯ И КАНДАЛЫ"


*    *    *

Я во сне срываюсь в невесомость:
вскину руки-крылья – и лечу;
чувствую, легка, как ветер, совесть –
все смогу я сделать, что хочу!

Небосвод несется темно-синий,
ангелы беседуют со мной,
переполнен я небесной силой,
радостью какой-то неземной!

А проснусь, внезапно вниз низринут:
там дела темны и люди злы,
и, куда я ни пойду, незримо
вслед за мной влачатся кандалы.

2005





*
ПОДКУМОК
                Дочери

Вы видели речку в предгорье - Подкумок?
Когда с гор потоками схлынут  снега,
пудовые камни он катит угрюмо,
вгрызается грязной волной в берега.

Бывает,  подмоет обрыв высоченный,
и рухнет огромная глыба, как гром.
- Почти полдвора себе срезал, скаженный, -
ругался отец, опасаясь за дом.

Шло лето. Подкумок притихшим казался -
входил в свое русло, коряг не тащил;
задумчиво, саблей сверкая казацкой,
о берег песчаный теченье точил.

И к августу он становился прозрачным,
местами не речка, а просто ручей.
Зато из глубин бочагов его  мрачных,
сгибая бамбук, я таскал усачей.

А осенью выйду на берег пустынный,
присяду на камень и думаю всласть
у отмели, пахнущей рыбой и тиной,
что молодость с вешней водой пронеслась,

что небо прохладной повеяло грустью,
что листьям осталось не долго кружить,
что хочешь, не хочешь, а катится к устью
моя непутевая быстрая жизнь.

Вот так засидевшись, я как-то подумал
под шум журавлино журчащей воды,
что сам я похож на бегущий Подкумок,
в который  вторично уже не войти.

Случалось, с врагами столкнусь  я где-либо,
и гнев, что  в себе затаил глубоко,
ударит волной - и обрушится глыба
на головы их, словно гром с облаков!

Обманно, как призрак,  реки мелководье -
весной не удержат ее берега,
и в омуты темных раздумий уводит
осенней порою любой перекат.

Зачем же, друзья, объясните на милость,
вам так неотложно нужна глубина?
У Мери, княжны, голова закружилась,
когда посмотрела в Подкумок она.

2004




СНЕГИРЬ

До свиданья, снегирь. Вот и кончились сроки
снеговой канители, морозной мороки.

Открывает просторы великие солнце.
Прилетел ты проститься ко мне под оконце.

Как мы славно с тобою, снегирь, зимовали!
Были хлебные крошки – всей гурьбой пировали!

Я чуть свет поднимался на твой свист удалой.
Ты скакал по сугробам, как солдат молодой!

И навстречу друзья твои, малые птахи,
нараспашку летят, в русской красной  рубахе!

А метель как завоет по выстывшим трубам!
Мол, сейчас я озноба поддам жизнелюбам!

Ну и что? Мы от родины не отреклись,
только крепче характером добрым сошлись.

Мы в беду научились беду забывать.
Было весело нам у окна горевать!

1994



*   *   *

Я от тебя сегодня пьяный -
и кровь и мысли во хмелю,
и повторяю постоянно:
«Люблю тебя, люблю, люблю»!

Влюблен я! Все во мне мечтает,
все - как во сне!.. Летит метель в лесу,
но, кажется, весь снег сейчас растает -
лишь имя  я  твое произнесу!

Тебя увижу - руки, словно крылья,-
и сразу все мне  в мире по плечу!
Боюсь, что от малейшего усилья,
тебя коснувшись, - в небо улечу!

Но  ты смеешься: «Что с тобою, глупый»?
Я скоро все цветы в Москве скуплю.
Наверно, ты меня совсем не  любишь?
А  я люблю тебя, люблю!

2001


*    *    *

Май. Повсюду женщины с цветами.
Чувств нет вовсе разве у камней.
Да и ты ведь тоже не святая, -
ты приходишь по ночам ко мне.

Сумерки пахнут прохладой в сени.
Ты заходишь тихо, словно сны,
и приносишь аромат сирени,
запахи волнующей весны.

Шелком платья ты прошелестела,
не включая света, у окна,
и твое светящееся тело
надо мной восходит, как луна.

Вот они приливы и отливы,
всплески  океана бытия!
Не был я еще таким счастливым,
милая, любимая моя!

2004



*    *    *

Окно распахнутое. Вечер летний.
Черемухою пахнет за версту.
У  женщины сорокалетней
присел в гостях я на тахту.

Она торопится. Бежит на кухню,
взгляд бросит на ходу, а в нем намек.
В моих глазах то вспыхнет, то потухнет,
как у кота, дремотный огонек.

Она болтает про вседневное, пустое,
а на  душе - веселая метель:
есть что-то откровенное, простое,
как эта белоснежная постель.

Где ж командор? Где третий лишний?
Муж только завтра, говорит она, придет.
И отдает привядшей вишней
ее  насмешливый, ее горячий рот.

Духами пахнет смятая подушка.
Куда меня ты завела стезя?
Ее любовь - костер полупотухший.
И поздно - уходить уже нельзя.
 
2000


*    *    *


Я пришел к пруду, закинул удочку,
камышинку срезал, сделал дудочку
и сижу, лады перебирая.
Песня льется - грустная такая!

Льется чистой реченькой по камушкам,
а кому-то радостной покажется,
кто-то скажет: “Песенка счастливая -
у  нее мелодия красивая”.

Кто-то тихо скажет: “Эта песенка
в небо поднимается, как лесенка”.
Всяк ее по-своему толкует,
всяк над нею глухарем токует.

Ну да пусть!
Лишь только б ты, прелестная,
услыхала тоненькую песенку
и сказала б:
“В этой песне тоненькой
он тоскует обо мне, о Тонечке.
Его сердце в  темный омут брошено».
Приходи ко мне, моя хорошая!

1999







МЫСЛЬ

                «Все мысль да мысль»
                Е. Баратынский

Теперь в стихах все мысль да мысль,
глубок ее могучий смысл,
для шумной публики не зрим.
Пускай в разврате тонет Рим,
но час пробьет – из недр она
пробьется силою  зерна,
взломает тупости бетон,
раскроет пламенный бутон,
зажжет померкшие сердца!..
Её же власти - нет конца!

2005




*    *    *

Если станешь, не дай бог, поэтом,
будь готов за слово умереть.
Слава, почитатели – на это
лучше в  глупых грезах не смотреть.

Для тебя  - кинжал, петля и пуля,
яд змеиной, подлой клеветы.
Тюрьмы пред тобою распахнули
двери в хляби смрадной темноты.

Путь твой  -  рука об руку с пороком.
Не цветы бросают под ноги – плюют
и о том, что был святым пророком,
люди слишком поздно узнают.

2005


             ПОЭТЫ

                (венок сонетов)


                "Что ж? веселитесь..."
                Михаил Лермонтов



Толпой безумною растерзан Грибоедов,
и Пушкин насмерть раненый упал,
и Лермонтов за ним сражен был следом,
и Гумилева изверг расстрелял,

Есенин в петлю ловчую попал,
сгиб Маяковский, полыхнув рассветом;
убит Борис Корнилов, оклеветан;
убит Васильев Павел наповал,

в тюрьме погиб невинный Петр Орешин,
в тюрьме погибли Клюев и Клычков;
удавкой плач Цветаевой утешен,

и Кедрина зарезали  без слов.
Нечистой силой Прасолов повешен,
любимой женщиной убит Рубцов...


                1

Толпой безумною растерзан Грибоедов,
безумным ум не нужен - горе от ума,
Толпа затаптывает в грязь живых поэтов,
а после смерти превозносит их сама.

И издает тяжелые тома
из их тетрадок тощих... И ответов
наивно ждет от  улетевших ветров,
сходя от слова каждого с ума.

Гроб Грибоедова везут в арбе скрипучей
через угрюмый горный перевал...
Который век кивают все на случай,

а он заранее о смерти знал…
В комедии трагизм есть неминучий,-
и Пушкин насмерть раненый упал.


                2

И Пушкин насмерть раненый упал
с неутоленной жаждой мести.
Как он мучительно, как долго умирал!
А вы... Да, что вы знаете о чести?

Да, что смогли бы на его вы месте?
Его внесли - в крови жилетка - в зал.
Чтоб не пугать жену, он не стонал.
Но чернь ждала уж траурных известий.
 
На Черной речке черная дуэль
со сплетней сплетена была всем светом,
ее хотела замести метель,

но пуля полетела рикошетом,
пошла гулять, опять попала в цель -
и Лермонтов за ним сражен был следом.


               
                3

И Лермонтов за ним сражен был следом -
сын Соломона, выспренний подлец,
в подножье Машука горячим летом
почти в упор вогнал в него свинец.

И гром, как гроб, обрушил вдруг Творец.
Саднило адом дуло пистолета,
убившего великого поэта.
И с гор гроза сорвалась, наконец!

И демон пролетел над бездной, черен.
Промчалось все, о чем поэт писал:
Максим Максимыч, Белла и Печорин,

Тамань, Кавказ и маскарадный бал...
Шло время. Новый век приполз, тлетворен,
и Гумилева изверг расстрелял.


                4

И Гумилева изверг расстрелял,
желая кровью  русскою упиться.
Столп огненный на месте казни встал, -
не вздрогнул, не раскаялся убийца.

Толпой тупой вампиры похмелиться
пришли, растеребили трибунал
и требуют, чтоб больше убивал.
О Господи! Что на Руси творится?

Грохочут распри, гибнут миллионы,
в Кремле вовсю свирепствует кагал
неумолимый, кровожадный, разозленный:

“Нет русских - есть интернационал!”
Копытами растоптаны иконы,
Есенин в петлю ловчую попал.


                5

Есенин в петлю ловчую попал, -
как соловей, захлестнутый силком,
рванулся - и ушел во тьму зеркал,
и Русь качнулась пьяным кабаком.

Обрушился воспоминаний шквал
и смолк трусливо, и тайком,
чтоб не заметил - не дай бог! – партком,
народ поэта русского читал.

Но в черных кожанках нетопыри
кровь свежую искали по приметам,
а их слова - не спорь, - как топоры

с тяжелым сталинским приветом,
и не от них ли - вспомни - до поры
сгиб Маяковский, полыхнув рассветом?


                6

Сгиб Маяковский, полыхнув рассветом.
Внезапно точку в ста томах партийных
последнюю поставил револьвером -
писать противно, жить противно!

В мещанском быте, революций разверстом,
богатырей обволокло рутиной -
бюрократическою тайной тиной,
и, разминувшись нехотя с арестом,

стал Маяковский дымным пароходом,
оглохшей от гудков,свернул на курс заветный.
Не написать  поэмы про плохое -

на эту тему наложили вето,
а жизнь хорошая, как острова, проходит -
убит Борис Корнилов, оклеветан.



                7

Убит Борис Корнилов, оклеветан.
А хор гремит: «Вставай, кудрявая",
и расхватали соловьихи по куплетам
его стихи шальные, и со славою

встает на встречу дня страна советов -
веселая, отважная, картавая,
и, как рубаху русскую, кровавую,
флаг водружает над комбедом.

Собрали всех: "Да здравствуют колхозы!
Долой, долой кулацких подпевал!
Кто по лицу размазывает слезы?

Мы всех сошлем, чтоб каждый место знал!"
Молчи, молчи, плакучая, береза,-
убит Васильев Павел наповал.



                8

Убит Васильев Павел наповал,
убит поэт веселый, златоглавый
за то, что шел и песни напевал,
за то, что жизнь и молодость прославил.

Убит, убит, убит Васильев Павел!
Его скрутили, бросили в подвал,
палач его ногами избивал,
весь пол бетонный окровавил

и выбил Павлу синие глаза.
Но был поэт, как ветер, безудержен,
и перед ним разверзлись небеса,

плачь их весенних ливней безутешен,
слышны в них и  другие голоса -
в тюрьме убит невинный Петр Орешин.


                9

В тюрьме убит невинный Петр Орешин -
певец крестьянский, русский до корней.
Скажите, в чем же был он  грешен,
в чем провинился перед родиной своей?

Душою чист и, как ребенок, нежен,
ужели он предатель и злодей?
Но следователь с каждым днем лютей
пытал поэта сквозь зубовный скрежет.

И только смерть его освободила
навеки от ненавистных оков...
Власть не насытилась и, озверев, решила

перестрелять всех русских мужиков.
Коса траву кровавую косила -
в тюрьме погибли Клюев и Клычков.


                10

В тюрьме погибли Клюев и Клычков.
Расстрелянные здесь поочередно,
они ушли под звон колоколов
в сорочье царство, в Китеж-град свободный.

Они в гостях у журавлей... Из облаков
им не видать уже страны голодной,
где дьявол правит волею народной,
сгребая убиенных в общий  ров.

А в храмах - склады, лагерь - в Соловках,
и Божья правда, как и прежде,
работает у черта в батраках.

Дымят заводы, пекло ада брезжит,
и там, где мир построен на костях,
удавкой плач Цветаевой утешен.


                11

Удавкой плач Цветаевой утешен.
Хотела быть как стебель, быть как сталь,
а стала Золушкою к сроку не успевшей, -
слезой сиротской башмачка блестит хрусталь.

Цыганкою, все песни спевшей,
ушла бездомная в рыдающую даль...
Рябина - горькогроздая печаль,
Марина - лик иконы потемневшей.

Как серый волк, глотая версты,
она неслась к России из лесов!
Но мрак плеснул в нее водою мертвой -

и ни могилы, ни цветов...
Промчался год, другой... четвертый -
и Кедрина зарезали без слов.


                12

И Кедрина зарезали без слов.
Он говорил, что в счастья день желанный
за откровенье русское стихов
ударит смерть в него нежданно.

И смерть ударила. От поездов
земля в тот вечер содрогалась странно,
казалась кровоточащею раной
сырая осень с близорукою звездой.

Все! Отствистали жаворонки всласть!
Всей кожей каждый чувствует - зарежет
тебя, коль надо, как скотину, власть.

Простор небес пустынен, неизбежен.
Вновь болью в нем  душа отозвалась -
нечистой силой Прасолов повешен.


                13

Нечистой силой Прасолов повешен.
Сей Баратынский наших дней
был осужден официально и повержен,
мерцал звездою на озерном дне.

Как перстень на руке русалки вешней,
сверкнул - и сразу стало вдруг видней,
и сразу вдруг закапало с ветвей!..
О чем ты плачешь, маленький подснежник?

Оборотясь лицом ко всей вселенной,
он перед солнцем был уже готов
сказать всю правду - ярко, вдохновенно! -

и задохнулся - не хватило слов.
Настал закат поэзии нетленной -
любимой женщиной убит Рубцов.


                14

Любимой женщиной убит Рубцов.
Метель завыла, словно волк в неволе,
зловещей мглой зияла глубь лесов,
когда не стало в этой жизни Коли.

А по холмам отчизны звон подков
рассыпался и стих в морозном поле.
Иль просто сердце занялось от боли
прозреньем горестным в конце концов?

Теперь он - памятник над Вологдой рекой.
Поэты пьют под ним и, отобедав,
зачем-то камень трогают рукой

и думают, что их удел таков
с тех давних пор, как был в стране чужой
толпой безумною растерзан Грибоедов.

2005









 

Примечания автора:

4 - "Столп огненный" - название последней книги Н.Гумилева, вышедшей посмертно.
"Что ж ты не рада... вставай, кудрявая...
встает на встречу дня страна" - перефразированные слова из популярной песни Корнилова, которую продолжали петь в стране после его расстрела, но имя автора стихов уже не сообщали.
8 - "и выбил Павлу синие глаза" -  П.  Васильеву родственник Свердлова выбил на допросе глаза.
10 - у Клюева и Клычкова была общая тема и общая судьба. В дореволюционном творчестве воспевали китежскую Русь, мужицкий рай  ( "Сорочье царство" - по Клычкову). После революции раскрыли тему торжества  власти дьявола в России и гибели крестьянского рая.
"В гостях у журавлей" - название последней книги стихов Клычкова.
" правда работает у черта в батраках" - строка из прозы Клычкова.
11- "быть как стебель, быть как сталь", " серый волк, глотая версты" - строки из Цветаевой.
"ни могилы, ни цветов" -  точное местонахождение могилы Цветаевой неизвестно.
Цветаева повесилась на веревке, которой Пастернак перевязал ее дорожные вещи и при этом сказал о веревке: "Крепкая - все выдержит, хоть вешайся!"
12 - " в счастья день желанный ударит смерть в него нежданно" - перефразированные строки Кедрина ("Глухарь").
"Отсвистали жаворонки всласть" - дословная строка Кедрина.
13 - Прасолов, как и Баратынский, был осужден за воровство. Оба этих поэта создавали философскую лирику.
"Оборотясь лицом ко всей вселенной" - дословная строка Прасолова.















из раздела "ПРЕДУТРЕННИЙ ВОСТОРГ"








*     *     *

Бежит, пыля тропинкой, мальчик,
беспечный и смешной пока.
Земля упругая, как мячик,
его толкает в облака!

Он представляет жизнь такою:
дороги, будто пух, легки,
до облаков - подать рукою!..
А облака... так далеки!

Но он бежит до старой школы,
тропинкой давнею пылит…
Такой беспечный и веселый –
на крыльях радости летит!
               
1970



*     *     *

Ах, весна не обидела -
распахнулась душа!
Верба в луже увидела,
как она хороша!

За оградою простенькой
мир прекрасен, широк.
Свежестиранной простынью
отдает ветерок.

И колеблются отблески
от воды -
на ветвях,
на обрыве, на облаке,
на счастливых словах.

И предчувствие нового
возникает в груди,
и смотрю я взволнованно:
что же там -  впереди?

1969


*     *     *

Воробьи раскричались под окнами:
"Тает снег! Тает снег! Тает снег!"
И запахло березами мокрыми,
стало небо над крышей синей.

И ушел я, закрыв математику,-
сколько можно уроки учить! -
в ближний лес, где цветет мать-и-мачеха,
где ручей под корягой журчит,

где сползают сугробы весенние
неохотно с нахмуренных круч.
А на сердце такое веселье, -
прикоснулся к нему теплый луч!

Потеплели на сердце проталинки,
блики солнца вспорхнули к лицу!
Что же я улыбаюсь, как маленький?
Что ж я плачу в прозрачном лесу?
      

 (1973)
 

*     *     *

Еще сыро в лесу от сугробов последних,
еще прошлое с вьюгой возьмет и придет,
но уже распускается слабый подснежник –
и уходят сомненья под треснувший лед.

Сходят с долгим туманом былые невзгоды,
и смеется и плачет взбурливший ручей.
Словно вешние воды, пронеслись мои годы
суматошных тревог, сумасбродных речей.

Все ушло. Только худенький, чистый подснежник
расцветает, весне улыбаясь во сне…
Ветер чувств налетает, веселый и нежный,
веет свежестью в тихой лесной стороне.

Веет первым теплом синева небосвода.
Возвращаются легкие стаи гусей,
возвращается радость бескрайней свободы…
Лишь любви не вернуть улетевшей твоей.

(1979)










Из раздела "ДУША БЕЗУТЕШНАЯ"
(

СТАРЫЙ ДОМ

Слегка подрагивает дом,
когда проходит поезд.
Писатель в старом доме том
слагал  о прошлой жизни повесть.

Жужжит оконное стекло,
в шкафу звенит посуда.
А  в доме тихо и тепло –
везде следы уюта.

Но подступает к сердцу мрак
и тишина из переулка,
едва затихнет товарняк
в ночи, сырой и гулкой.

В сознанье плавают стихи,
как рыбы в тесной верше,
и различаются шаги
людей, давно умерших.

Нет в старом доме никого,-
тишь, как вода, стоит в нем ровно…
И слышно, как скрипят его,
под грузом лет, сухие бревна.

Здесь явь загадочней, чем сны,
и веет Русью древней,
и звездной россыпью полны
за рамами деревья.

(1999)




МОЛИТВА

По  минному полю  иду я.
Судьба моя - тонкая нить.
Но ты просишь Деву Святую
от смерти меня сохранить.

Ты в храме, где курится ладан,
где всходит торжественно тишь,
лицо наклонивши, как  ландыш,
у древней иконы стоишь.

Ты молишься свято, как дети,-
и я верный путь нахожу:
всего в миллиметре от смерти
меж спрятанных мин прохожу.

         2000



*      *      *

Было многое в жизни потеряно,
было все - и тоска и метель.
Только снова в березовом тереме
разбивается в брызги капель.

В прошлогоднем пальтишке приталенном,
вся в улыбчивых бликах воды
ты стоишь у размытой проталины,
согревая дыханьем цветы.

У тебя от сережек орешника
на щеках зажелтела пыльца...
И качается рощица вешняя,
и касаются ветви лица.

Помнишь, так же цвела мать-и-мачеха?
Помнишь, так же сиял небосклон?
Помнишь, милая, тихого мальчика,
что мечтал, что в тебя был влюблен?

Не молчи, улыбаясь растерянно:
было все - и тоска, и метель,
только снова в березовом тереме
разбивается в брызги капель.

Заблудилась душа безутешная -
нет ни края весне, ни конца!
И качается рощица вешняя,
и касаются ветви лица...
       
1984



*     *     *

Сбил верстак я под хмурой сосной, - 
на сугроб талый сыплются стружки.
Чуть повеяло теплой весной -
и  холмов  зачернели горбушки.

И рубанок шуршит: “ Хороша
будет новая легкая лодка!"
Ну, так что ж, не боли ты, душа, -
разлюбила с тобой нас красотка!

Рукавом вытру льющийся пот,
и глаза лишь немного  прищурю,
вижу, туча из солнечных сот
тянет мед, позабыв злую бурю.

А вокруг-то все радо весне!
Вот и первая сонная муха,
на недавно обсохшем бревне,
греет спину свою, как старуха.

И строгаю я, жарко дыша, -
разморила всех нынче погодка!
И рубанок шуршит: "Хороша,
хороша будет легкая лодка!"

А вокруг-то все радо весне!
И хоть места не сыщешь, где сухо,
все так чудно окрест!.. Как во сне,
пенье птиц долетает до слуха...

1984











*    *    *

Печально полночь лунная синеет,
печалью полон опустевший дом.
Окно раскрыто - ароматом веет,
и сердце вспоминает о былом.               
               
Привстав на  цыпочки,
вся в серебристых звездах,
сирень, как девочка, глядит в мое окно
и что-то шепчет мне, лиловогроздая,
родное и забытое давно.

Послушаешь ее – и вспомнишь юность,
и вспомнишь милую  волшебницу свою.
Все пронеслось. Я больше не волнуюсь,
я больше не надеюсь, не люблю.

Но, словно наяву, былое снится,
свиданий соловьиные слова,
и ласточкой вспорхнувшие ресницы,
и глаз  необъяснимых синева...

  1996




ШОКОЛАДНАЯ ЛОШАДКА

Дремлет детская площадка,
а поодаль, в стороне,
шоколадная лошадка
тихо ходит в тишине.

Позабытые игрушки
грустно трогает она.
Спи, сыночек, спи, Андрюшка, -
в тучах спит уже луна.

Ту лошадку соберу я.
Засыпай, сынок, скорей.
Вот серебряная сбруя
робко звякнула на ней.

Спят березы на опушке,
спит барсук в своей норе.
Спи, сыночек, спи, Андрюшка, -
ночь сырая на дворе.

Сон идет на мягких лапах -
хочет звездочки задуть.
Спи, малыш, не надо плакать –
будет легким долгий путь.

Спи, сынок. Твоя кроватка,
словно лодочка, плывет.
Шоколадная лошадка
тихо в сладкий сон идет.

Въедешь в сказку – станешь принцем.
Спи – уже уснула тишь.
Опускай свои ресницы.
Спи, мой мальчик, спи, малыш.

(1993)



ЖЕНЩИНА

Она
то вся благоуханна,
вся, как цветущий светлый май,
то притягательно туманна,
как темной бездны скользкий край.

Она
то плачет, то смеется,
то что-то грустное поет,
то вдруг змеею обовьется,
ужалит  сердце – и уйдет.

Не мы ли ей слагаем гимны,
кладем сокровища к ногам?
Мы за нее хотим погибнуть,
готовы ей воздвигнуть храм!

А то вдруг резкие проклятья
в лицо бросаем, разозлясь?
Потом цепляемся за платье,
потом роняем слезы в грязь.

Ты жив, иль нет –
ей все едино, -
как сон, уходит на заре,
оставив лепестки жасмина
у Господа на алтаре.

(2000)
             


*    *    *

Я очнулся ночью после пьянки,
и судьба шепнула: «Посмотри
карие глаза у кореянки,
предки у нее – государи».

В полутьме покачивались тени,
чуть мерцало древнее кольцо,
целовал я руки и колени
и ее прекрасное лицо.

Как случилось, что такой повеса
колдовское зелье пил в тоске?
Эта темноокая принцесса
опьяняла крепче, чем сакэ.

Позабыв о родине и доме,
я срывался в пропасть, не дыша.
И чернела ночь в глухом проеме,
словно самурайская душа.

1999


*    *    *

О годы, годы!
Все украли, как жулье!
И вот я нищ
и ничего не прячу –
то, что я отдал, то теперь мое,
там где смеялся, нынче горько плачу.

Никто теперь не сможет мне вернуть
любовь, словно почтовую открытку.
Не мне луна осветит ночью путь,
не мне откроет девушка калитку.

2000