Чересчур глуповато, а, впрочем, скорее обычно
день за днём пролетают, с разнузданной скупостью пряча,
удивление, трепет... взамен даровав долю бычью,
ужин к полночи, "шик" о двух комнатах, музыку плача.
Нам досталось лишь то, что от жадности "щедрых" осталось:
утешение в том, что могло быть и этого хуже.
И такое не раз и не два в нашей жизни случалось,
так давай-ка, сынок, поясочки затянем потуже.
Надвигается ночь, и теперь уж не вздох романтичный,
а, скорее, зубов скрежет похотно сблизится с нею,
и, бывает, взгрустну лишь о том, что я раб не столичный:
говорят, там наместник ворюга, но всё же щедрее.
Звёзд эстрады волна рассыпает гламурную роскошь:
ни заборов, ни стен не найти без афишек кричащих.
Видно, впрямь, до конца, навсегда сортированы роли -
сытым - зрелищ к вину, большинству же - лишь участь просящих.
Так и смелим, поди, дней остаток с бесцельем под боком:
синих птиц отстреляли, да ныне и бег черепаший...
Слава Богу, пока не под лапой чинуш доступ к Богу.
А в ином уж давно перед новым закланием пляшем.
Ничего твой отец в этой жизни, как видно, не понял:
ни дворцов, ни машин, ни умения ладить с врагами...
Ты ни строго суди, что не выпросил "ласк" на попойках, -
блеск при жизни кружит, большей частью, вблизи с подлецами.
Я в наследство тебе оставляю прогулки у речки
наши в пасмурный день (речки скоро, пожалуй, не будет),
удивление, трепет, на лужах в дождь тихий колечки...
и, зовущее в высь, отражённое в капельках небо.