Разговор во сне

               
                О.Ш.

     Прирастаю к облезлому подоконнику. Укореняюсь. Сегодня, видимо, будет гроза, если верить вранью синоптиков. Сижу, словно Демон Врубеля в Третьяковке. Вокруг безумствует жизнь, делятся клетки. А я – сплю. И мне снится край света.  Подойти к нему, свеситься, крикнуть: «Эй, есть кто живой?..» А в ответ: «Ой-ёй-ёй….» Эхо.
    Разгадываю во сне облака. Вот это – дельфин, почему-то с книжкой-раскраской. А это – лошадь, грустная старая лошадь, везёт тележку, полную воздушных шаров. А это – мы с тобой, совсем запутались один в другом. Сплошной клубок неразрешимых противоречий. А это – маленький пятнистый дракон играет с клубком, тянет за нитку. Взял и вытянул в линию горизонта. Всё – просто. Только нужно уметь играть. Я – разучился…
     Пойдём отсюда, а? Куда-нибудь, где ветер дремлет в кафе придорожных. Где кудахчет старый автобус. Где райцентры (представляешь себе – центры рая!) с одним приличным зданием – домом культуры. Ближе к морю. Ещё не видно, но йодистый запах доносится,  перебивая дым шашлыков подгоревших. И чайки кричат на руках шашлычника. Синие чайки. У меня в глазах идёт дождь. Опять чего-то боюсь. Тебя. Себя. Нас. Их. Тех, кто приходит ночами без стука. Свернусь в клубочек, с головою под одеяло.
     Раковина на отмели, выброшенная прибоем. Моллюск умирает. Он без воды никак не умеет. Плохо ему на земле. Раковину утром найдут, покроют лаком, сделают сувениром. Поставят на стол или в сервант. Положат на подоконник. Над ней поплывут облака. Останется неуловимый дух йода и летнего солнца. И голос моллюска шершавый – колыбельная моря…