О, трудная радость тотальной уборки:
Стирание пыли забвения с полок,
Разборка вещей, расчищенье пространства!
Здесь нужен помощник – старья поглотитель.
Его выбирала любовно, пристрастно.
И вот он – боками крутыми сияет.
Он аспидно-чёрен, и белая крышка
Венчает весь облик его благородный.
Нутро выстилаю я бережно плёнкой,
Дабы не пятнать его внутренней сути.
И вот он готов стать жилья санитаром.
Начнём же уборку с вещей отбраковки:
В углу притаился непарный носочек,
Он смысл потерял в одиночестве горьком,
Пусть станет ему утешеньем легенда
Про песнь лебединую, смерть без подруги.
Мир праху… Продолжим жилья очищенье.
Вот плюшевый мишка. Утрачена лапа,
И нос облупился, потерлась вся шёрстка.
На это помятое ушко когда-то
Я сказки и тайны девичьи шептала.
Так мудро и добро глядят его глазки…
Нет-нет, не расстанусь! Ведь детство – бессмертно.
Но строг и суров стоит ассенизатор,
Воздетою крышкою требуя жертвы.
И я повинуюсь: любимые туфли,
Что многих смущали изящным изгибом,
С поклоном прощальным в него возлагаю.
Они послужили хозяйке достойно,
Удобной колодкою ножки лелея,
Походке даруя летучесть и плавность.
Но судьбы конечны. Сносились, отжили.
На смену им пара придет помоднее:
Спешат стариков оттеснить молодые –
То жизни законы…
О, боже, что это?
Листок пожелтевший, исписанный страстно
Летящими строками почерком юным:
Черёмуха, ночь, соловьиные трели,
Признанья, надежды, отчаянье, слёзы…
Пахнуло весною. Чуть сердце сдавило.
Взгрустнулось… Но это – прожитое счастье,
Прожитое горе. Изымем из сердца
Умершее воспоминанье о боли,
Пусть там поселяется новое чувство.
Прощай и прости, отпускаю на волю,
Листок с письменами предав погребенью…
Ну, что, ненасытное чрево? Зияешь
Пустотами, ждёшь подношений?
Дарю тебе чашку с отбитою ручкой.
Когда-то, семейный сервиз выбирая,
Вдвоём умилялись весёлым ромашкам,
Чаи распивали, порой – с пирогами.
Но треснула чашка. Не склеить, не сладить.
Разбитой посуды не держат в хозяйстве,
Пусть будет ей урна последним приютом.
Вот с детской одеждой тюки и пакеты,
Они занимают пространство и время:
От старшего – к младшему, дальше – племянник,
А после для внуков откладывать станем.
А может, не стоит чужую одежду,
Как судьбы чужие, навязывать детям,
Делиться здоровьем, характера складом,
Привычками, вкусом? Пусть будут собою.
Решили: кладем на алтарь все запасы,
Что могут когда-нибудь вдруг пригодиться,
Что вроде не нужно, а выбросить жалко.
Как стало просторно! Как дышится вольно!
Теперь заметём по сусекам ошмётки
Всех связей оборванных, клочья ошибок
И комья обид, и обёртки иллюзий.
Всё след свой оставило, душу ваяя,
И в небытие отошло потихоньку.
Так незачем дом засорять мертвечиной,
Мы всё похороним в скудельном сосуде.
Он полон до края.
И дабы с почётом
В последний путь скорбную ношу отправить,
Мы юношу пылкого с взором горящим
Попросим смиренно. И отрок беспечный,
С десятого зова лениво явившись,
Недрогнувшей дланью печальную урну
С останками бренными мира былого
Выносит из дома, свистя и кривляясь.
К чему ему, юному, думать о том, что
Почившие вещи в потоке соседских
В единую массу отбросов сольются
И после кремации общей на свалке
Смешаются с хаосом вечной Вселенной.
1999 год