1.
Пентакль начерчен, свечи зажжены,
Плащ из дракона лег легко на плечи:
«Возможно нет моей большой вины,
Что безрассудно так влечет любовь и вечность.
Обряд, что я готовлю, проба сил,
Возможность прикоснуться к запределью.
Душа болит… Я так её любил…
И сердце бьется, будто бы с похмелья».
Однако извлечен был манускрипт,
(очередной, вон пять лежат на полке)
Тут ставня издала зловещий скрип,
Заклятие пропеть - и вся недолга.
Душа коснулась задрожавших рун,
И голос, словно бездна был глубоким,
Хотя колдун, похоже, слишком юн,
Однако бесконечно одинок он.
Тьма полночи сгущалась все сильней,
Луна бессильно засмотрелась в башню,
Из преисподней хлынул сонм теней,
И кто-то мерзким голосом закашлял.
Все оборвалось. Покрывало тишины
Набросил будто кто на пентаграмму
«Зачем, жестокая, приходишь в мои сны?
В любовь не отворила двери храма…»
Забывшись, заступил он за черту,
И тишину взорвало страшным воем,
А колдуна швырнуло на уступ,
И демон бездны заскочил в покои…
Однако эта ночь — не для него —
Заклятье колдуна — и он стреножен.
Не рассказать, читатель, вам всего,
Однако меч не покидал сегодня ножны.
Что ж, демон теперь есть, и он ручной
Осталась пара-тройка компонентов…
«Забудьте, жалкие, вы навсегда покой!
Я в пыль сотру моря и континенты!
Я потерять хочу навеки этот мир,
Где взгляд фиалковый в толпе меня не ищет,
И бесконечность я готов продать за миг,
В котором для любви сердца открыты.
В котором я смогу припухлость губ твоих,
Пить медленно, истомой упоенный,
И сладость разделяя на двоих,
Припасть к ногам твоим завороженный.
Дыхание частое, и твой протяжный стон,
И руки бабочкой порхают, нежат тело…
Но это сон. Несбыточный мой сон —
Моей не будешь ты, меня ты не хотела…»
2.
Оставив вскоре горьковатость грезы,
Необходимое в рюкзак простой сложив,
Идет колдун чрез ливни, бури, грозы,
Идеей злобною, как демон, одержим.
Разрыв-трава в лесу растет жемчужном,
Там он планирует и гоблина сразить,
А также яйца минусэра будет нужно,
Сырыми очень мелко покрошить.
Тяжелою не утомлю читателя дорогой,
Не легок и не прост далекий путь,
Из замка черного, от самого порога,
Пришлось немало кой-чего хлебнуть.
Достаточно же чудищ фэнтезийных
Желающих иметь его иль съесть,
Лицом к лицу встречал богопротивных,
Жизнь сохранил, не пострадала честь.
Не знаю, долго ль, коротко ль скитался
Наш чародей по тропкам и стезям,
Однако, Вуаля! и он добрался,
И волю дал скупым мужским слезам.
Стоит, себе не веря на опушке,
Жемчужный тихо шепчет что-то лес,
Шлагбаум виден, а при нем избушка,
И надпись: «Территория чудес»
3.
Колдун заходит в дивный лес,
Ох, странные в лесу летают птицы,
Лазурней цветом, чем сияние небес,
Они все мудрости изощренной жрицы.
Здесь много экзотичного зверья,
Но в видах заплутал бы сам Линней,
Волшебней Лукоморья, знаю я.
«Хочу добраться до искомого скорей».
…
Возможно, наконец пришла пора,
Нам описать героя внешний вид:
Высок и жилист, взгляда сталь остра,
В нем тень надломленности злобою искрит.
И брови черные у юноши вразлет,
Налетом демоничности пленит
Прямой с горбинкой нос, упрямый рот,
И бледность интересная ланит.
О волосах судить мне тяжело,
Под капюшоном блеск их скрыт,
Черны они, как ворона крыло,
Любое сердце могут иссушить.
…
Но мы продолжим нашу сагу.
Колдун нашел разрыв-траву,
Птицу в силки словил в овраге.
Он посох подарил волхву,
За помощь в гоблина поимке.
Сей волхв — известный был хитрец:
В аренду шапку-невидимку
За посох силы дал мудрец.
Удачно завершен поход,
Спешит отчаянно колдун,
На место силы, там, где черен лед,
Ко времени успеть сдвоенья лун.
4.
И снова путь нелегкий и далекий,
Через преграды и чудовищ сонм,
Верстает путник юный, одинокий.
Монашке милой снится странный сон…
В те времена, что так от нас неблизко,
Монотеизм не лег в главу угла,
Был храм любви и света в виде диска,
Монашка юная при храме том жила.
Осталась сиротою в раннем детстве,
Но храм не дал девчушечке пропасть,
И приютил, укрыв от жизни бедствий,
Учил готовить, убирать и прясть.
Но чудный дар проснулся у ребенка,
И в ауре стал четко виден след —
Как-будто пиктограмма иль иконка,
«Магичкой будет» — так решил совет.
Cовет старейшин заправлял делами храма,
Финансами, постройками, людьми,
Какого цвета будет в храме мрамор,
И как мирянам божество блюсти.
Коль решено, то сразу и в науку,
Епископу девчушка отдана,
Но к посвящения вере виадуку,
Дорога трудная девчонкой пройденА.
Была научена всему простая дева:
Как защищаться, как и нападать,
Как с помощью волшебного напева,
Сердца мужчин навеки похищать…
Еще немало тонкостей молитвы,
И танец тела, и стриптиз души,
Магической науки монолиты,
Постигла дева в храмовой тиши…
5.
Вот такова эта дева, что смежила веки,
Сон чтоб увидеть о черном, как ночь, колдуне:
Видела пламенем адским объятые реки,
Черного мага, идущего к полной луне.
Мери вскочила с постели, дрожала от страха,
Долго в холодном ознобе молитву творя.
Знак получала. Вдруг обернулась птахой.
В ночь улетела, вдоль лунной дорожки паря.
Вскользь узнает мой читатель об имени девы,
Звалась Марьяною, Мери наставник лишь звал,
Мэри исчезла и был он так сильно разгневан,
Незамедлительно к светлой богине воззвав.
Видимо втуне столь страстный призыв не остался,
Раньше и боги поближе, и собственно, власть.
Очень торжественно в храме звучали литавры,
Речь божества, словно песня с небес полилась.
Дескать призвала богиня Марьяну работать,
От колдуна этот мир ей велит защитить,
План у богини по быстрому, начерно смётан,
Мага чтоб черного полностью им победить.
Не прекословил богине притихший епископ
Требы молящихся грустно пошел исполнять,
Ну, а богиня сбежала по ягоды в лес с туеском
Но оберег успела деве передать…
6.
Мы к колдуну. Где находится сей чародей?
Он приближается к месту искомому силы —
Черен там снег, оголенные кости ветвей,
Там усыпальница, чья-то большая могила.
Черные свечи достал некромант для обряда,
Снова пентакль, извлечен из мешка гримуар,
Демон распят колдуном, что не знает пощады,
И амулет, что когда-то продал антиквар.
Вот приближается споро указанный час,
Капли в клепсидре неспешно стекают в безвестность,
Руны читает колдун, мир пускается в пляс,
Пару мгновений — Вселенная может исчезнуть…
Но раздается вдруг голос, прекрасный, как песня,
Что беззаветно любимой поет соловей,
— Остановись! — мир стал нереальным, гротескным,
Грошик луны почернел, стал потом зеленеть…
Черные молнии били отвесно в пентакль,
И небосвод, будто свиток, свернувшись, исчез,
Было падение мира, как страшный спектакль,
Волею злою расплющен жемчужный был лес…
И заклинания вихрем носились, как пули,
Жадно сжигая как уголь, скалистую твердь…
Силы равны? Но монашка вдруг как-то запнулась —
И амулет от богини добавлен был в список потерь.
Кажется деве конец, ну, а с ней всему миру?
Козырь последний Марьяной был кинут в игру —
Сладко-мучительно плачет любовная лира —
Боль в ней бывает сладка, если люди не врут.
И перед взором волшебника образ любимый,
Был заменен на стоящий здесь оригинал:
Взгляд изумрудный, загадочный, неповторимый,
Носик такой — Рафаэль так наверно писал…
Встретились взглядами — выпали вдруг из реальности,
(Это богиня, похоже вовсю здесь чудит…)
И, по законам странным парадоксальности,
Им по любовным полям предстояло бродить…
Людям вернули их мир, а они не заметили,
Так же рисует рассвет полотно на заре,
Так же бессмысленно верим в гадания, приметы ли,
Нежиться любим на ярком, цветочном ковре…