Тот вечер был самым тяжелым и самым длинным; ты рядом, и плеер, заевший на середине, ты мне говорила: «Я здесь, я с тобой, Алина, бумага и ручка - что нужно тебе еще?». Родная моя, я совсем ничего не знаю; вот ты надо мной - невесомая, неземная, ты пахнешь цветущими яблонями и маем, касаешься белой ладонью горящих щек, и в этом такое спокойствие - вне пространства, единственно верное пользование шансом. Ты так хороша в этот вечер и так прекрасна, что я забываю написанные стихи, что я умираю в незнании, как ответить, не дрогнув и не пустословя. Прохладный ветер плетет твои волосы в косы - и даже в этом идет новизна зарождающейся строки. Мы поняли счастье, и этого нам хватало: ты, я, скрежетание плеера - разве мало? Мы чувствовали друг друга, но понимали, что вряд ли так будет устроено навсегда. Ты помнишь, как наше молчанье сливалось в песни, как время летело от крыш до каскадов лестниц и мир становился вдруг невыносимо тесен? Я спрашивала, а ты отвечала: «Да». О чем я просила - о нас ли, моя родная? Мы были объяты весной и пьянящим маем. Теперь мне остались лишь плеер и пара маек, которые пахнут цветами и теплотой.
Дымится в груди успокоившееся сердце, а слово свободно от плевел и лишних герцев.
Ты вечно во мне.
От тебя никуда не деться.
В саду потемнело.
Пора возвращаться в дом.