1. И ВОТ МЫ ПОШЛИ...
Ага... мы взяли на прогулку
маленьких пластилиновых собачек -- Трезора и Чоку.
Я и Маша иногда ходим в широкое поле,
и Маша показывает своим пластилиновым друзьям
синее небо и синюю речку, жёлтую дорогу
и какие-то деревья. Зелёную траву...
Сначала мы вышли на дорогу
из серых гранитных глыб, присыпанных гравием.
Её нагромоздили на закате социализма
от села Бармышева до гранитного карьера. Километра три-четыре?
С тех пор прошло уж никак не меньше десяти лет,
на обочине выросли маленькие яблоньки, рябинки, тополя...
Черемуха... Весной они буйно расцветают.
А ведь был просто луг за деревней, да-да. Пустой луг,
если не считать травы. Семена с деревенских деревьев
над ним пролетали, и ничего не росло.
А теперь тут и красный иван-чай. Даже маслята
по самой кромке дороги. Но их нельзя есть...
По дороге должны были возить гранит с карьера
куда-то вдаль. Денег выпросили многовато,
так что удалось пристроить к дороге даже огромадную баню
с бильярдной комнатой и ещё чего-то.
Теперь там в одиночестве парится и гоняет шары
осиротевший сторож.
Карьер заполнила вода, теперь это озеро эпохи
победившего капитализма. Гранит капитализму почему-то
не нужен - даже для могильных памятников.
Там дальше, за Татарским мостиком, если свернуть налево,
простираются торфяники. Глубокие канавы с водой,
заросшие всякой лесной мелочью. В одну из них я однажды упал,
потому что подломилась жёрдочка...
Торф почему-то тоже давно никому не нужен -
уже лет тридцать или сорок.
Да и мостика никакого нет и не было вовсе... Ни Русского, ни Татарского.
Мы пошли по дороге, и Маша показала собачкам реку-ручеек
Чукаиху. В половодье она течёт под дорогой
через две большие трубы... Раньше-то маломальская дорога
шла выше по течению, и мы там со старшими внучками
когда-то давным-давно ловили пескарей - у брода.
Этим внучкам я тогда ещё пел колыбельные
и рассказывал ночные сказки.
И они спорили, у чьей кровати я должен сидеть сегодня.
Собственно говоря, я рассказывал им одну-единственную сказку,
где Иван-царевич, мальчик Петя и три мои внучки
обходили богатырским походом всю нашу Русскую землю,
по пути побеждая драконов, разбойников, злых колдунов
и просто негодяев. Кто-то ведь должен был
содержать в порядке нашу Русскую православную землю.
А? Или не должен?
Или пусть здесь безобразничают все кому ни лень?
2. И ВОТ МЫ ПОШЛИ КУДА-ТО...
Когда внучки подросли, пришлось увеличить дозу
сказочной назидательности, потому что они стали
ссориться и даже иногда драться.
Старшая (назову её Катя) любила обижать,
а средняя (назову её Даша) любила обижаться.
Эх, жизнь...
Я их старался мирить, но в результате они обе почему-то
повернулись ко мне спиной. Выросли? И безразмерную сказку мою
разлюбили за некоторую назидательность. И меня разлюбили?
Или просто ничего не было?
Вот ведь как бывает. Да... Эхехе.
Впрочем, важно совсем другое. Важно, чтоб во мне самом
жила любовь. Ибо это имя Бога. И оно вечно. И приобщает нас к вечности.
А внучкам своим - благодарен. Они хранили меня от тоски-кручины целых три года -
после ухода в мир иной их бабушки Марии. Потом передали эстафету третьей своей сестре.
С дочкой, их мамой, у нас всё по-другому.
Почему-то мы ВСЕГДА любили друг друга. Если она иногда
получала двойку, я мог с ней два или даже три дня
не разговаривать - и это было наказанием,
потому что мы очень любили друг друга.
А как же: если люди совсем чужие, то они могут
не разговаривать неделю, месяц, год. А если...
Она вела меня, взявши за палец,
сквозь тьму мира сего,
сквозь мрак и морок. Угу. Без неё я бы давно
помер от огорчения. Правда...
Мы с ней даже ходили в походы по родному краю -
от родной нашей летней деревни и по Дарьяльскому ущелью,
например. У нас там от маленькой речки Кунары
уходил в лес глубокий овраг, и мы его звали Дарьялкой.
Или шли вокруг огромной ямы с белыми каменными утёсами,
где ещё до войны добывали бурый железняк.
Там высокая трава, высокие деревья и маленький ручей. Или...
Я-то бы лежал на кровати с книжкой, но дочка брала меня
за руку, а сзади толкала Мария, моя разлюбезная жёнушка.
Как хорошо -- теперь есть о чём вспомнить. Хорошо,
когда мы совершаем маленькие подвиги,
кои запоминаются на всю жизнь.
Вот и с маленькой Машей мы отправились
в маленький поход. Перешли по гранитной дороге
речку Чукаиху, Чуку, а там уже фундамент коровника.
Да, конечно, его не видно -- только иван-чай, крапива,
лопухи... Давно нет ничего -- ни коровника,
ни маленькой лесопилки, ни прочих сельских предприятий.
Только частная торговля (из-под полы) палёной водкой.
В деревне живут одни старушки и дачники. Например,
мы с Машей, моя пожилая сестра Галина... эх, писано сие ещё
в третьем годе нового тысячелетия, когда она была тут...
на земле... И наша с ней 93-летняя мама, которая
тогда выходила во двор и сидела на кровати
под рябинкой, а в свой последний год только в избе путешествовала
от кровати до кресла.
Плохо видела, плохо слышала, плохо ходила...
Господь дал время сосредоточиться в молитве.
3. КУДА ЖЕ МЫ ПОШЛИ...
О чём же я... да-да, мы пошли,
а дома остались старенькая мама-бабушка
и сестра Галина.
Она к нам каждое лето приезжала из Киева, чтобы
ходить за матерью. Да, собственно, все эти последние 50 лет приезжала...
Удивительный и не очень понятный мне человек. Однажды
привезла мне костюм своего покойного мужа,
а я там обнаружил рублей 200 старыми советскими...
Это много. Больше моей месячной зарплаты.
Они лет пять пролежали там в Киеве...
и ко мне привезла, не посмотревши в карманах...
Я-то разве не посмотрел бы? Да первым делом
проверил бы все закоулочки...
А она... чистейшей души человек... не мне чета.
Ну, ладно. Значит, дошли мы с Машей до коровника.
Когда-то я тут недалеко разрабатывал месторождение
старого навоза, ставшего землёй.
Брал тачку, лопату, ведро и шёл вброд через речку,
потом непроезжей тропой или просто через крапиву.
Но когда соорудили вот эту гранитную дорогу, будь она неладна,
моё месторождение мгновенно вычерпали ушлые
автомобилисты. Охохо...
А за коровником до сих пор не засыпана цилиндрическая яма
для силоса с бетонными боками.
Да было бы странно, если б кто засыпал... Кому надо...
Однажды я там обнаружил... собаку. Она полдня визжала и лаяла -
с перерывами, пока я не сообразил, что звуки доносятся
не из деревни.
Продрался сквозь заросли бурой крапивы в рост человека,
заглянул в огромную яму и сразу понял,
что тут нужна лестница. Которую сразу же и притащил из дому.
Опустил её в яму и,
любуясь на себя со стороны (вот, мол, какой сердобольный
и чуть ли ни святой человек),
стал спускаться в преисподнюю.
Почему-то я полагал, что бедная собачка сразу же бросится
мне на грудь. Из благодарности и от счастья.
Тёма и Жучка.
Но собака с верёвкой на шее сразу же стала убегать.
Так вот мы с ней и описывали круги по заросшей крапивой яме.
4. НУ, ЯСНО КУДА...
...Так вот мы с ней и описывали круг за кругом по заросшей крапивой яме.
Круг за кругом... Ага. Пришлось идти домой за хлебом
(а это опять минут пятнадцать).
Правда, хлеб тоже не помог.
Тогда я стал создавать опорные хлебные пункты
на нашей скорбной тропе,
чтобы собака хоть чуть-чуть, хоть слегка замедлила свой бег
по бесконечному кругу.
Возле хлеба она останавливалась и злобно рычала. Собака
небольшая, но вдруг укусит?
В конце концов мне удалось наступить ногой на верёвку и
осторожно подтянуть это несчастное существо к себе.
Взял существо под мышку, поднялся по лестнице
и с отвращением отпустил гадюку,
которая тут же рванула куда глаза глядят.
Разуверилась в людях... Или с рожденья не верила?
Не встречала человека, который бы просто её кормил
и гладил иногда.
Рассказывал сказки, пел песенки, стирал пелёнки, ставил градусник
и болел вместе с ней. Да-с... Укладывал спать.
Готов был умереть ради... Да что там...
Потом мы с Машей покинули гранитную дорогу и пошли через поле
к дальнему лесу. Впрочем до леса на этот раз не дошли.
Маша стала бегать по дороге и по стерне,
отдавши мне пластилиновых собачек Трезора и Чоку.
Я их положил в нагрудный карман рубашки.
Вообще-то Трезор был соседской собакой - помесью лайки и
какого-то терьера. Он был вольной птицей, бегал по деревне и
окрестным лесам... но иногда, конечно, лежал возле дома
и облаивал местных алкашиков,
у коих здесь пролегала заветная тропа к дому с дешевой водкой.
Иногда он даже ходил в атаку,
и алкашики матерились, обещая его убить, повесить, зарезать,
четвертовать и так далее.
Выкрикивали всякие злые слова в окна хозяйского дома,
и могучий мужик Степаныч иногда беззлобно оправдывался:
он, мол, и мухи не обидит, а лает просто так.
Не держать же его на цепи...
Одна из трезоровых троп пролегала и по нашему саду-огороду.
Но он как-то нелепо погиб, когда в одном из домиков стали
травить толстых поганых крыс.
То ли крысу съел, то ли приманку.
Издержки свободы - на цепи сохранился бы в целости... А?
5. НО КОГДА ЖЕ...
...Но когда же начнутся хоть какие-нибудь
приключения? Наверное, никогда не начнутся...
(Я ещё тогда даже и не предчувствовал, не предощущал...
неожиданную находку.)
Кстати, вторую пластилиновую собачку звали - Чока.
Он был домашней собакой других соседей.
Такой большой и чёрный сторожевик. Ризен-шнауцер.
Он был последним в помёте и потому выказывал некоторые
странности характера, за что и прозвали: чОкнутый, Чока.
Однажды его гладила девочка, пыталась играть с ним, а он
чуть её не убил. Зубы рванули щёку
в каком-нибудь сантиметре от горла, еле уняли кровь.
Потом отец этой девочки застрелил его из ружья.
Конечно, таких вот неожиданно-свирепых собак (по правилам собаководства) нужно... Это ж не собака, а топор в руках сумасшедшего.
Но мы же сердобольны, да? Милосердны... Уж и не знаю,
как тут быть... если собака не друг человека.
Маша бегала по полю, по жёлтой стерне. По жолтой стерне.
Здесь когда-то сеяли овёс, а теперь просто растёт трава.
Её нынче наполовину скосили,
но так и оставили почему-то на поле. Кто и зачем косил?
Загадка... Но, может быть, всё просто:
вывозить сено раздумали просто потому, что оно не имеет сбыта,
ибо в новую историческую эпоху
общественный скот просто-напросто... ликвидировали. Забили.
А одинокий поселянин на коровёнку сам себе заготовит. Да?
Сто лет правит страной инопланетная цивилизация.
То кнутом и маузером вводят план БЕЗ рынка,
то -- рынок БЕЗ плана.
То у них орёл БЕЗ решки,
то решка БЕЗ орла.
То дух без материи, то материя бездуховная.
Мыслители...
Могли бы в конце концов догадаться, что у монетки две стороны.
Или не могли бы? Ошибка в генетическом коде. Чока и Ко...
Где-то там внизу, на уровне моего пояса бегала маленькая
Мария. Раскраснелась, развеселилась.
Мне тоже стало жарко; снял рубашку и кинул на плечо.
Ах да, мы ведь тоже пошли с собакой, с рыжим колли, которого
нужно гонять каждый день, чтобы он всё-таки ел свою кашу
(я иногда набирал эту кашу в ладонь и подносил её к собачьему носу).
Филя нашёл у дороги грязную палку и говорит:
давай, хозяин, бросай подальше! Он мог чуть ни час бегать туда-сюда.
Охохо... печатаю, а всевозможная козявочная семья под руку лезет.
Деда, давай рисовать... деда, давай баночками играть:
"Здесь в бутылках колючая вода -- генеральская!"
Почему генеральская? Минеральская.
Деда-деда...
6. УЖ И НАЗВАНИЯ НЕ ПРИДУМАЮ ГЛАВЕ ВОТ ЭТОЙ
Опять меня куда-то понесло...
...В 93-м потерялся рыжий филькин предшественник Гром.
Дворняга, с детства опекаемая нашей кошкой Стешей... Да-да.
Однажды на Грома напал какой-то породистый,
но тут из подворотни выскочила Стешка - прыгнула на спину
и давай его когтить.
Тот с визгом помчался по улице... длинной-длинной.
И на коров они вместе охотились.
Те, возвращаясь домой, норовили доесть нашу уличную рябинку
(потом доели всё-таки). А Гром со Стешей их бурно атаковали.
Дочь до сих пор вспоминает, как Стеша гнала корову вдоль по улице.
Тётки смеются: скачет корова, а кошка ей ногу когтит.
У неё уж тогда брюхо чуть не по земле волочилось -
с котятами.
Её жёнка моя подобрала в соседнем селе на автобусной остановке.
Подобрала, а потом уши ей каким-то хлорофосом чистила,
какую-то пакость там в раковинах истребляла.
Кошечка пепельного цвета с лёгкой рыжеватой подпалиной.
Изящная. Шесть лет жила у нас при хозяйке своей,
да ещё шесть после её ухода.
У нас ящик стоял для кошки с котятами. Кошек-то было две штуки,
в деревне они котились почти синхронно. Одна сначала жила с котятами
на печке, а другая -- в ящике. А потом они вместе соединились на печке,
мирно лежали рядышком, вылизывали друг друга, кормили котят
и уходили гулять по очереди. Да-да...
Я и помирать Стешку положил в тот самый ящик,
но она не захотела, ушла на кухню,
лежала там на скамейке у обеденного стола
(на телевизор уже не могла запрыгнуть).
Поставил ей на пол картонку, она даже сумела туда сходить,
чтобы побрызгать. Но потом уж легла в лёжку,
и я всё-таки отнёс её к себе в ящик для котят.
Лежала на боку, а ноги всё куда-то бежали, бежали...
Мы с Юлькой похоронили её на пустыре, где долго стоял
старый деревянный дом с резными совушками над окнами.
Он погиб от старости, и соседи его потихоньку
растаскали на дрова. Старый дом на Коковинке... на Коковинской...
Коковень -- значит стужа.
Правда, улице давным-давно кто-то присвоил дикое имя какого-то комиссара.
7. СЕРДЦЕ
Да ведь пора завершать повествование.
Всё проходит...
И Марью надо остановить: сколько можно бегать-прыгать
на этой земле... Эй, погоди, остановись! Эй...
- А кто это, деда?
- Где? А-а... это жаворонки... жаворонки.
Чуть не конец июня, а они вона где... Когда-то я видел-слышал их
в мае. Жаворонки... Ну да, мы тогда с жёнкой шли через поле.
Мы с Марьей моей шли через поле, а они пели. Спрашиваю:
- Они слаще соловьёв?
- Нет-нет... соловьёв люблю больше...
Вот и посмотрели в чистое небо. А теперь...
теперь вот что-то тут на земле. Здесь две тракторные колеи. Глубокие...
И какие интересные камушки. Похоже, это каменные
наконечники стрел. Жаль, что не археолог.
И мы с Машенькой стали ковыряться маленькими палочками
в каменисто-песчаной земле. Очень много интересных камушков.
Сколько нароем, если идти по колее до самого леса? До самого синего леса...
И вот смотри-ка... смотри-ка... очень похоже на сердце...
сейчас хорошо очищу... да, каменное сердце.
Тёмно-жёлтый кварц?
Неужели и они... Древний охотник влюблённо подарил
своей юной подруге? Давным-давно...
И слой времени, слой земли покрыл эту любовь.
И все их забыли. Навсегда.
И сердце жёнки моей Марии прикрыто холодной землёй.
Ладно, чего там... всё равно когда-нибудь встретимся. Да?
С этой нашей тропинки виден сияющий крест храма Воскресения Христова.
А потом мы пошли домой.
Возле радиактивно-гранитной дороги Марьюшка вспомнила:
а где Бубик и Тузик? Угу, их, оказывается, зовут
вовсе не Чока и Трезор.
Где... не знаю где... у тебя на бороде...
И тут я вспомнил: они лежали в кармане рубашки и, наверное,
упали на землю, когда рубашка оказалась у меня на плече.
Мы, конечно, побежали в лихорадке назад, стали искать на дороге,
но ничего не нашли.
Это же такие крошечные пластилиновые собачки...
Стало очень грустно.
И мы придумали, что Бубик и Тузик просто ушли в поход
к ближнему лесу,
а потом они вернутся, и мы заживём по-старому.
Я и Маша будем долго-долго маленькими-премаленькими...
может, всю жизнь...
И всегда будем играть друг с другом...
если не окаменеют сердца.
КОНЕЦ
+++