Переступая полосу тумана,
ту, что стелилась, кланялась реке,
тягучий сгусток - фокусник с обманом,
то растворялся, то возникал из вне.
А вечером в гранатовом закате,
лишь догорев, сомкнулся в горизонт,
и с мыслями, что не было обмана,
в том что умолк обещенный бомонд.
В том, что молчали облака и тучи,
перебирая все гримасы надо мной,
стелились в даль, могучи и летучи,
сознаньем правили...
В глазах моих покой...
Лишь в завершении всего к земле
приходит,
и неудобица в моем календаре.
Пчеле бы, в мыслях, уподобиться,
той, что нектар сбирала на заре.
Плывут деньки, одни воспоминания,
душа томит без пастыря - ковыль,
в понятьях пасечник, осмысленных
страданьях,
давно закрыт, в пыли стоит - псалтырь.
И пусть становиться досель предель ясно,
и в ульях иерархия кипит.
Раздали роли, каждой твари беспрестрастно
под музыку анархия кричит.
Симфония затянет в ре миноре,
из тех времен упавшая сюда,
где мысль глуха, судьба плывет безлика,
и все в тумане, не понять, одна слюда.
Лишь в поволоке Лунная соната
Вивальди, блеск и стоило принять,
зальет пустоты, в душах одиноких,
под легкий вздох крыла, себя поднять.
И пусть в мотивах тех, оборванные струны,
под чернью неба - черные затворы.
Стирает краски ветер лиходей,
под лоном неба - стая серых дней,
плывут в тумане с облаками на рассвете,
не очень много, мне дано на свете.
А впрочем, пусть все будет так,
понятней мне - не значит проще,
гудит, гудит пчелиный рой,
в мечтах моих к цветущей роще...