Рубежные годы. CHATTANOOGA CHOO-CHOO…
Пролистнём время, мысленно, лет на пять, потому что, в детских играх на крышах сараев и в катании зимой на, согнутых замысловатым латинским U, стальных прутах, на дощечках с резиновыми петлями для ног (вместо лыж), с горок в Нескучном саду, плавании, на автомобильных баллонах от шин, в Москве-реке летом,- оно не идёт, а летит. От этого периода, по нашей теме, можно вспомнить лишь, доносившееся из окон, по домашним чёрным картонным репродукторам:
«Ой, ты, Cеверное море! Льды грохочут за кормой...
Ой, ты, Cеверное море! Вновь мы встретимся с тобой...».
Или… «Я работаю отлично, премирован много раз.
Только жаль, что в жизни личной очень не хватает вас...».
… Из ресторанного репертуара, пожалуй, приведу два текста:
«Зараза»
...Что ты смотришь на меня в упор? Я твоих не испугаюсь глаз!
Так. Давай, закончим разговор, оборвём его в последний раз.
…Ну что ж, ну брось, жалеть не стану! Я таких, как ты, мильён достану.
Только поздно, или рано, всё равно, ко мне придёшь… Зараза!
и особенно запомнившуюся мальчику, только-только школьнику…
«Добрая мать» (или «Дни уходят…»):
Дни уходят один за другим, месяца улетают и годы...
Так недавно я был молодым и весёлым юнцом безбородым.
А на воле осенняя грусть, рощи, ветром побитые, стынут.
Всё равно я домой возвращусь, и родные края меня примут.
Здравствуй, милая, добрая мать! Дай тебя обниму, поцелую…
Как я счастлив, не передать, что застал тебя дома! Живую!..
Крепко сдвинулся в антураже наш двор в рубежном 1957 году: вместо сараев выросло аккуратное двухэтажное зданьице детского сада с красивой оградой, около неё новенькая трансформаторная будка и за ней спортивная (футбольно-хоккейно-катковая) площадка. К этому году, репертуар дворовых песенок расширился, тематически разделился и, хотя приблатнённый шансон прочно держал свою аудиторию, появились и крепли год от года песни студентов, туристов, городские романсы, популярные из кинофильмов («Весна на Заречной улице», «Девушка без адреса»… «Дом, в котором я живу»):
Когда весна придет - не знаю, пройдут дожди, сойдут снега,
но ты мне улица родная и в непогоду дорога…
… вот, переделанная в нашем дворе (вместо Рогожской пели Калужской!)…
Тишина над Калужской заставою, спят деревья у сонной реки.
Лишь составы идут за составами, да кого-то всё будят гудки…
Почему я все ночи здесь, полностью, у твоих пропадаю дверей?
Ты сама догадайся по голосу семиструнной гитары моей!..
И вот тогда-то и стали появляться, как грибы после дождя, в доме (на балконах) голубятни, - числом я думаю до пяти-шести, а одна, самая главная, коллективная («общак») примостырилась аккурат между оградой детского сада, трансформаторной будкой и складом тары нового продовольственного магазина, расположенного в первом этаже вдоль всего дома (впоследствии знаменитая - «ДИЕТА»). Это была настоящая голубятня, с дверью, ведущей в ночной вольер (эдакий дощатый домик) и запиравшейся на большой амбарный замок, а над этим великолепием высился сетчатый дневной вольер. В голубятне могли обитать более полусотни голубей, это вам не дюжина «балконных». И каких только красавцев здесь не перебывало: «почтари» и «немцы» - замечательные летуны; чёрные, красные, песочные и (супер!) крестовые «монахи»; варшавские голуби, турманы и «павлиньи» (кувыркунистые, делавшие по нескольку сальто на лету), чистые «сороки», особенно любимые, бантастые «чаечки» - черно-чистые, красно-чистые, коноплянистые (с розовеньким, не более 6-7 мм клювиком), кофейные мохноногие, мясные немецкие тяжеловесы и отборные «чиграши»…
Отсюда получалась интеграция репертуара - если вокруг голубятни кучковалась (или тусовалась, как нынче говорят) рабочая и шпанистая молодёжь, то она и пела под гитару соответствующие песенки… А молодые люди из «самодостаточных» семей (таких, например, как семья Вячеслава Башкирова, генерал-майора авиации, начальника Главаэрофлота - впоследствии начальника ЦД авиации и космонавтики, Героя Советского Союза, имевшего на своём боевом счету - 18 сбитых фашистских стервятников; или Леонида Мешкова, многократного чемпиона страны, Европы и мира по плаванию, главного тренера сборной СССР), имея престижную музыкальную базу в виде - инструментов (пианин, немецких аккордеонов, саксов… и др.), аппаратуры - сначала от трофейных радиол «Телефункен» и т.п. до новейших только-только появляющихся отечественных, самых дорогих радиоприёмников, радиол, магнитофонов, напевала и расслаблялась под отечественные boogy-woogy типа:
«С негритянкой стройной, африканкой знойной... вышла кодла негров посмотреть на стиль.
Там у баобаба... под пластинку Woogy, Джонни бацал - буги, выколачивая пыль!..».
"Мы все - стиляги* и мир, за нас… В защиту мира лабает… джаз!
Изба-читальня, сто второй этаж, - кто против мира - мы выбьем глаз...».
… А чаще всего под американизмы, начиная с миллеровской «Чаттануга чу-чи»:
«You leave the Pennsylvania Station 'bout a quarter to four.
Read a magazine and then you're in Baltimore…
Dinner in the diner Nothing could be finer,
Than to have your ham an' eggs in Carolina…»
На русском языке то же самое, - переделанное:
«Папа - рыжий, мама - рыжий, рыжий я и сам.
Вся семья моя такая, - с рыжим волосам…», или:
«Я не знал, что ты - такая дура (чка!),
как корявый пень твоя фигура (чка!),
Рожа, как лепёшка (да?)… и ещё немножко (да) -
Можно хоть в зверинец отправлять…».
… диксилендовых «Сент Луи блюз», «Оу, вэн де Сентс, гоу мачин ин…» в любых вариантах, до классических рок-н-роллов Билла Хейли «Рок эраунд зе клок», Элвиса Пресли и многих, многих других…
* - стиляги, пренебр. прозвище молодых бездельников и прожигателей жизни из состоятельных семей в Советском Союзе в 1950-е годы, антиподы - трудягам, т.е. рабочей молодёжи (остальное, хотя и достаточно субъективное, по этому поводу, можно видеть на Википедии).
(фото из книги автора)