+
Я гонял ездовых собак
на Север.
Я считал тогда: я слабак
и рассеян.
Я гонял свой каяк
на волны.
Я не мог быть собой
довольным.
Я танк свой гонял,
пока не понял,
что гусеницы не превращаются в бабочек,
что это просто железные кони,
терзающие поверженного коня.
О, если б просто лошадиные силы,
когда отца моего бросили в ночную атаку
прославленные генералы – живого - под танки
с напутствием «Родина или расстрел»
и без оружия; по обмороженному русскому полю.
Нет. Миллионы молодых и красивых
под танками нечеловеческими голосами
смешивались со снегом, родной землёй и кровью.
А тот, попыхивая ароматным табачным дымом,
прищурившись, будто сея солдат гибель,
в кремлёвские окна смотрел.
Не взглядом – усами, носом, бровью.
Без сердца он ничего не видел.
И разрывала их, кромсала железная воля,
взбешенная сильными и молодыми,
- не воля, а надругавшийся над Родиной
властитель, чувствовавший в животе страх
собственной смерти.
Он гнал её от себя во все стороны,
зная, что она обязательно возвратится,
когда молотьба сыновей будет пройдена.
Никто не предчувствовал, никто не ведал
судьбы, никто не мог родиться
единыжды из танкового костра,
никто не смел надеяться, и запрещалось верить
в жизнь по обеим сторонам неба.
Вы, чудом живущие, отца моего вытаскивавшие,
оставшиеся до следующего побоища,
вы, силой человечности друг друга спасшие
солдаты, и вы, спасшие нас, в полях покоящиеся,
свидетельствуете моё рождение и голос моей совести:
война не закончена победами и награждениями,
предчувствиями новой войны,
и призраки ваши не успокоены
ночами тяжёлыми и рассветами солнечными.
Вы в наших сердцах по настоящему не сохранены.
+