Великий плачет и рыдает,
И погружается в печаль.
Он как представил - умирает,
И сделалось поэта жаль.
Ведь у него отнимут паспорт,
Лишат жилплощади - всего...
И по сомнительнейшей таксе
Свезут и бросят одного.
Он будет совершенно мёртвый,
Совсем беспомощный лежать,
Такой ненужный и затёртый,
А эти будут продолжать...
Небось, бабульки оживятся!
И, сладко потирая руки,
Начнут в печалях упражняться,
В невыносимости разлуки.
Запишут в избранные Тота,
Как если бы он был Царёв,
Или другой покойный кто-то,
К примеру, старший Михалков...
Зато его из чёрных списков
Отпустит с богом Стомина!
Накатит полстакана виски,
А, может быть, стакан вина
И, этак, высушит до дна...
Что говорит о пользе смерти
В отдельных случаях, поверьте.
Но Сола Монова... Зараза!
Останется, как прежде, жить
И многократно, по три раза,
Кого ни попадя любить!
Она же, станет всенародной -
В дипломах, лентах и значках!
Всё для неё! Везде - свободно!
А Тот, как Шарик беспородный,
Закопан будет на задках,
Когда-то бывшего колхоза
На месте бывшего навоза...
А что другие? А-а, другие...
Другие, знаете ли, люди.
Бывают среди них такие,
Что даже мёртвых не осудят!
И, как предсказано, другая,
Одна такая среди всех,
Из нам неведомого края
Отыщет холмик и на снег,
Под ней хрустящий от мороза,
Отпустит умершую розу.