Ты понимаешь.
Да всё ты понимаешь, мать твою!
Это видно, видно по взглядам, по интонациям, которые иногда прорываются, по шуткам даже. Знаю, что ты прекрасно себя контролируешь… с-с-сука.
У нас обоих есть маленькая тайна. Общая, наша, словами не выраженная, неведомая и незнаемая.
Ты относишься к этому, как к части жизни.
Для меня это – сама жизнь.
Ты превосходно меня понимаешь. Слушай!
Я могу тебе сказать то, чего ты не знаешь, но чувствуешь кожей. Превращу ощущение в знание, хочешь?
Превращение ощущения или ощущение превращения?
Смотри, ты. На пальцах объясняю.
Есть я. Есть ты. Мы оба знаем то, что мы знаем, но оба молчим. Зачем? Знакомые нас не услышат, не подслушают, только я, ты и ФСБ, уютная компания, можно сказать, интим.
Выразить словами чувство, конечно, трудно – взять хоть самую банальную фразу из трёх слов и десяти букв. Но мы же можем писать музыку чёрными закорючками по белой бумаге? Писать звук, а здесь – то, что вырывается из сердца, перехлёстывает через края грудной клетки, разливается по полу вместе с кровью… Нет, не лимфа!
Да послушай же! Ты умеешь вообще слышать хоть кого-нибудь, кроме себя любимого?
Я и сам знаю, что недоговариваю, я – как учитель, уверенный в знании ученика, который не говорит почему-то – может, стесняется, может, забыл, но знает!
Я вижу в твоих глазах удивление и понимание. Осознание.
Да, мой милый, дорогой друг, и так – тоже бывает.
Ну давай, давай, ударь меня – хочешь? Не можешь, не должен, я работаю и лицом в том числе, как и ты… улавливаешь? Ты даже сделать ничего не можешь, наорать не наорёшь – услышат; ударить, обнять… поцеловать хотя бы – не думаешь об этом даже.
В мои слова врывается ненужный ритм, я говорю фразы на едином дыхании, а ты, ты – слышишь меня? Ты меня – понимаешь?
Я же люблю тебя. До боли, до содранной кожи на пальцах, до самого длинного вдоха, полного сигаретного дыма.
И ты меня понимаешь.