Служил Гаврила в подземелье,
Гаврила "видики" крутил...
Служил я в видеосалоне,
где помогал Сильвестр Сталлоне,
Арнольд, Чак Норрис и Ван Дамм
душе доставить утешенье,
с извилин скинуть напряженье
и заработать на "Агдам".
В уютном аэровокзале,
точней, в его глухом подвале
располагался мой салон.
Как древние аэропланы,
прямые жёсткие диваны
давили пятками бетон.
И стены были из бетона,
и потолок, и две колонны...
Короче, интерьер салона
уныл, безрадостен и сер,
но оживлял сие уродство
весёлый ящик производства
еще того СССР.
Соединённый с ним проводкой
в другом углу за загородкой
вертел кассетами "Фунай" -
продукт убогого японца,
коварный, как затменье солнца,
того гляди и так и знай.
Не понимал своей задачи,
что должен сутками ишачить
без передыху он на нас...
То вдруг возьмёт без реверанса
заглохнет посреди сеанса,
а то кассету не отдаст.
А зритель (это и понятно)
чуть что, кричит: "Рубли обратно!",
но это делать свыше сил.
Я отвечал: "Вы там потише"
и, доставая пассатижи,
"Фунай" доламывать спешил...
С утра обычно на экране
тащили лошадь на аркане,
друг друга били по мордам,
кричали, прыгали, давились,
короче, мило веселились
Брюс Ли, Дольф Лундгрен и Ван Дамм.
От отвращенья поднатужась,
я ближе к ночи ставил "ужас",
это когда во все концы,
из гроба встав, довольно грубо
на зрителя оскалив зубы,
бредут лихие мертвецы.
А уж совсем на сон грядущий,
когда клиент попросит: "Круче!"
и все согласно засопят,
пыхтя, как на исходе духа,
крутая крутится порнуха,
и люди, надо же, глядят.
Любил я (каюсь пред народом)
когда нелётная погода,
и пассажир, угрюм и зол:
- Куда деваться ? - А в подвальчик:
возьми билет, займи диванчик
и расширяй свой кругозор.
Немало было средь клиентов
рвачей, бичей, интеллигентов,
освободившихся зека,
людей, подавленных морально,
закрепощённых сексуально,
летящих вдаль издалека.
Один афиши изучает
и долго, нудно выбирает,
бурча задумчиво: "Мура",
другому же не до нюансов:
заплатит враз за пять сеансов -
и зубы к стенке до утра...
... В тот день гремело с небосвода,
в тот день нелётная погода
стояла долго на дворе,
а ближе к ночи стало душно,
и зрители единодушно
смотрели сны в моей норе.
Я отключил страдальный плейер
и думал: сколько же сумею
по пробуждении урвать
с клиентов? Я не то чтоб хваткий,
но постоянные нехватки
финансов стали раздражать.
Итак, все спали до упора,
но тут супружеская пара
вошла неслышно в мой салон.
И не заметил я сначала,
что их так тягостно сближало -
незащищённость и надлом.
С небрежностью официанта
я подошел к ним с прейскурантом
разнообразнейших кассет:
- Чего изволите откушать?
На все изысканные вкусы...
Но он сказал негромко: - Нет,
здесь так привольно спится людям,
давайте им мешать не будем,
и мы пришли не для того,
мы вам заплатим до рассвета,
но только, если можно это,
вы не включайте ничего.
Я ничему не удивлялся,
я тут такого навидался
и на экране, и живьём.
И так до самого рассвета
я и чудная пара эта
смотрели в пустоту втроём.
Такая мрачная потеха,
потом мне стало не до смеха,
как невпопад вопят "ура!"
Как это жутко и нелепо,
когда глядит на вас свирепо
густая чёрная дыра.
И все кошмарные кривлянья,
что днем мелькали на экране,
такой предстали ерундой,
когда ничтожность озарений
и пустота моих стремлений
со всей явились полнотой.
Какая тьма в конце аллеи!
А перепуганный Малевич
был изначально прав стократ,
когда натурой для кошмара
избрал не ужасы пожара,
а тот пророческий квадрат...
Уже на улице светало,
клиентов дрёма покидала,
залился краскою квадрат,
и, почесав спросонок ухо,
зевнув, просил врубить порнуху
в запас уволенный солдат...
Жизнь продолжалась - я был рад