Песни нашего двора-6. Вперёд, Баба-Люба!

Александр Разбойников
***

«Летний, субботний, тёплый, светлый вечерок: семья Башкировых собирается на дачу…» Сколько их было этих вечерков… И сколько всего произошло в стране в описываемое время: от первого в мире спутника, до первого выхода человека в космос, от Политехнического с Вознесенским, Евтушенко, Рождественским и Окуджавой… до первых диссидентов, от Новочеркасска - Хрущёва, до Праги - Брежнева…

Но, мы то о стихах и песнях: итак… вечерок, ребята и девушки («а также их родители»… частично!) собираются у ВЦСПС. Стоп, а почему только у ВЦСПС. У других организаций, предприятий, заводов и фабрик, - молодёжь собирается «клёво» отдохнуть… К автобусам, ребята! А гитару или хоть баян, взяли?! Тогда, ништяк… Ура-а-а! Подошли «львовцы»*, загрузили молодёжную братию, ничего, что движок сзади! Там сидеть теплее, шумнее и значит веселее… с гитарами, с песнями и с гамом… И - вперёд, сели и поехали… Кто  куда… а мы на северо-запад, на Волгу, к островам, к костру, в турбазу, в «Ново-Мелково»… даёшь, молодёжь!
И сразу, для… затравки «Бабу-Любу», «Чемоданчик»… and others, и другие, - раз, 2-3-4-пять …выходят барды погулять. Но слова «барды» тогда ещё в ходу не было, песенки были или по-фамильные, или без фамильные… народные, блатные-хороводные. Так и говорили: давайте Окуджаву, Высоцкого… А ну-ка, Визбора - смогём?! Или Клячкина (и кто его знает Евгений он, а может Альберт**). Или «Цыплёнка», или «Не ходите курочки за реку», но по любому: в пути-дороге - громкие, юморные, где можно поржать, повизжать, поорать (хоть с гитарой, хоть… без, а-капелла). А вот по приезде, в лесу, на реке, у костра - там дело другое, там навевает и тянет на романтику и лирику… Хотя нет-нет да и вздрогнет «компашка»: «Долой, долой туристов, бродяг-авантюристов! Весь день по лесу бродят…Всю ночь костры разводят и девочек… целуют, по кустам!..»
Вперёд… «Баба-Люба!»:

Что ж ты не женился, милый мой дедочек, что ж ты не женился, сизый голубочек?
Нету девок, бабка, нету девок, Любка, нету девок ты моя, сизая голубка!
А сама-то, бабка, а сама-то, Любка, незамужней бродишь… сизая голубка!
Где найти мне мужа, милый мой дедочек, где найти мне мужа, сизый голубочек?

На сеновале, бабка, на сеновале, Любка, на сеновале ты моя, сизая голубка!
Я ж туда не взлезу, милый мой дедочек, я ж туда не взлезу, сизый голубочек?
Тренируйся, бабка, тренируйся, Любка, тренируйся ты моя, сизая голубка!
С кем тренироваться, милый мой дедочек, с кем тренироваться, сизый голубочек?
С альпинистом, бабка, с альпинистом, Любка, с альпинистом ты моя, сизая голубка!

А как он пристанет, милый мой дедочек, за гумно потянет, сизый голубочек?
Боронися, бабка, боронися, Любка, боронися ты моя, сизая голубка!
Чем же борониться, милый мой дедочек, чем же борониться, сизый голубочек?
Ледорубом, бабка, ледорубом, Любка, ледорубом ты моя, сизая голубка!

Где его достать мне, милый мой дедочек, где его достать мне, сизый голубочек?
На турбазе, бабка, на турбазе, Любка, на турбазе ты моя, сизая голубка…».

И!.. «На полочке, лежал чемода-анчик, на полочке лежал чемода-анчик…
А ну-ка, убери свой чемода-анчик, а ну-ка убери свой чемода-анчик!».

Ну, в общем, это длинная история… и не романтичная, а вот:

«Расцвела сирень в моём садочке.
Ты пришла, в сиреневом платочке.
Ты пришла… и я пришёл:
и тибе и мине… ха-ра-шо!

Я тебя, в сиреневом платочке,
целовал в сиреневые щёчки…
Тучка шла и дождик шёл:
и тибе и мине, - хорошо!..

Отцвела сирень в моём садочке, -
ты ушла в сиреневом платочке:
Ты ушла… и я ушёл.
И тибе и мине, - хорошо…

Расцвела сирень в садочке снова,
ты ушла, - нашла себе другого:
Ты нашла - и я нашёл:
и тибе и мине, - хорошо.

У тебя в сиреневом садочке,
родилась сиреневая дочка…
Тучки нет… ведь дождь прошёл:
и тибе и мине, - хорошо…».

… А ещё есть похлеще, то-есть позабористее (ну, на чей-то вкус!):

«Папка мой давно, в командировке
и не скоро возвратится он.
Каждый день приходит дядька Вовка:
мамке он принёс - одеколон…

Моя мамка стала нехорошей, -
перестала игры… покупать,
потому, что к маме, брат дядь Лёши, -
дядька Вовка ходит ночевать!

И, как только вечер наступает,
мамка меня рано ложит спать,
комнату на ключик закрывает,
не велит с кровати мне вставать…

Я таким не буду, как мой папка,
и женюсь я лет под сорок пять!
А жене своей скажу я кратко:
«Дядьку Вовку, в дом к нам… не пус-кать!».

…Эх, ладно. Ешё две… в этой главе и… баста:

«Знаешь, опавшим берёзам и клёнам,
им только зиму одну переждать.
Снова вернутся к ним листья зелёные,
ты же ко мне не вернёшься опять…

Падают листья средь шумного сада,
ветер стучится и плачет в окно.
Ветер, не плачь, милый ветер не надо, -
кончилось всё между нами давно…

Если же вдруг к нам любовь возвратится,
в мире хватает разных чудес…
Ветер мой, летом в окно постучится,
лишь для меня он, любимый, воскрес…».
            
«Дым костров… создаёт уют:
искры гаснут в полёте сами,
пять ребят о любви поют,
чуть охрипшими голосами.

Пять сердец бьются, как одно,
вспоминая подруг далёких,
тех, что ждут их давным-давно,
самых верных и яснооких.

Если б слышали те, о ком
эта песня сейчас звучала, -
прибежали б сюда тайком,
чтоб её повторить сначала…

Дым костров создаёт уют...
пять ребят о любви поют…».


* - автобусы Львовского автозавода;

** - Альберт Клячкин, персонаж из кинокомедии "Неподдающиеся" в исп. Юрия Никулина.



(илл. инт.)