Он шёл на цыпочках, а мы подошвой всей,
он танцевал, а мы маршировали.
Он и руно, и вольный Одиссей,
а мы рабы своих следов, идей, печалей.
Он замирал и плавал, и летел,
он был прозрачен и беспечен как стрекозы,
а мы топтали эту лёгкость снего-тел,
вонзая в белое шагов своих занозы.
Устав, он лёг. Лежачего не бьют.
Но мы с носка его, мыском его и пяткой.
Он на земле искал себе приют.
На ней и сгинул - безответно, без остатка.