Важней всего погода в доме, но непогода за окном, и я лежал в больнице, в коме. Душа - в кругу очередном. Но вскоре вышел я из комы, теперь в сознании лежу, с самим собой едва знакомый, с душой, готовой к мятежу. Тут завались красивше на бок, лежи и царствуй на боку, а под кроватью пара тапок, мерси Тифлис, мерси, Баку. Нет ни отчаянья, ни злости, и не плыву, и не тону. Ко мне пришёл граф Панин в гости, свою почувствовав вину. Да, это было бы негоже - подать вам без приправы плов, а потому сказать я должен о нём хотя бы пару слов: вот я лежу, как паралитик, внутри - по сути, белый лист, а он - поэт лихой и критик, Барвицкой муж и журналист. Вот ты, мой друг, с утра в клозете сидишь, и больше ничего, а он - чуть свет, уже в газете, у Пушкина у самого!
Пришёл с ним брат, актёр придворный, известный светский дебошир. Мой интерес был не притворный: такие оба типажи! Принёс коньяк с собой граф Панин, его мы стали распивать. Когда коньяк был раздербанен, решил залезть я под кровать, достать на свет текилы литр - не оставаться же в долгу? Но отошёл куда-то Игорь замолвить слово о полку. Ушёл от нас он восвояси, остался брат лишь, Алексей, который крикнул вдруг: "***се!", решив предстать в красе во всей. Едва доев в томате кильку и кинув камень в сад камней, о стол ударил он бутылку и с "розочкой" полез ко мне. Затеял это он напрасно - моя ведь кожа, как броня, и вышло как-то несуразно. Да и к тому же у меня сильнейший левый хук в палате... Он зашатался и упал. Пока лежал он у кровати, стишок я этот накропал.