Моей ужасной Принцессе
Ты громко рыдала и била посуду,
И в гневных речах было столько огня.
Я слушал, дивясь небывалому чуду,
Что слёзы и крики не из-за меня.
По дому, как брызги, летели осколки,
Любимая чашка, молочник за ней.
Когда мы дошли до рождественской ёлки,
Я понял, что дальше всё будет сложней.
Что вряд ли удастся исчерпать обиду
Бесформенной горкой цветного стекла,
И кто-то же должен, хотя бы для вида,
Тебя удержать, чтоб души не сожгла.
И, сжав твои пальцы намеренно больно,
Упрямо твердить: «На меня посмотри,
Оставь это в прошлом, принцесса, довольно!
Доверься сиянью вечерней зари,
Звезде Вифлеемской и ангелов пенью,
И мудрости вечной волхвов и царей,
Тому, Кто всем нам обещал утешенье.
Доверься… и больше посуду не бей».