Вот поле, вот – колосья с позолотой,
Штыками подпирающие небо.
Пахать-пахать, пахать без передыху.
Сучит ногой кузнечик желторотый.
Вкус жита переходит в запах хлеба.
Балда краснеет, вспомнив попадьиху.
Цвет сухостоя. Свежесть. Перебранка
Раздолья, духоты, небес и пыли.
Коса звенит мажором и минором.
В теньке, в кустах едва почата банка.
Балда поёт «По ягоды, грибы ли...»
Воняет луком, реже помидором.
И всё же – тихо... Лысая опушка
Мертвеет без растущего наружу...
Так косят. И меньшой идет за средним,
А за меньшим плетётся мышь-норушка.
Так косят. И рассматривает душу
Коса у стебля, падшего последним.
Так косят. Так набрасывают петлю.
И не щадят. И любят. И сдыхают
Собакой под забором от угару.
Плюют на жар костра. И лезут в пекло.
И плачет феникс. И пересыхают
Моря и слёзы – солоны на пару.
И печенег с оглядкою пьёт воду
Из Дона. И ведут рабыню к яме,
Чтоб положить в могилу рядом с князем.
И украшают золотом колоду.
И укрывают плечи соболями.
И бьются оземь, обращаясь язем.
И пишут книги. И идут за плугом.
И крест кладут от сглаза и кикимор.
И открывают земли, где сурово,
Но вольно. И палят из пушки плутом.
И Соловьев – седой, но он – Владимир...
А правды – нет, и нет другого слова...
Царь в голове, отечество и сека,
Плюс что-то там... Безветренно и сиро
Приходит осень. Шествуют матроны,
Довольствуясь и тем кусочком секса,
Что Бог послал, и тем кусочком сыра,
Что был когда-то где-то у вороны.
Гром не гремит. Мужик живёт при прежних
Разубежденьях. Глупо рвать рубаху.
Бунт – есть стена, по крайней мере – стенка.
Сим победиши... Полно. В этих песнях
Нет правды, что окрашивает плаху
В извечный цвет без всякого оттенка...