Новостройки на фоне неба торчат как зубы.
Темнеет, двери свои открывают клубы,
бары. Она присядет, подкрасит губы,
закажет чай жасминовый (как всегда)
и посмотрит в окно как в аквариум - там неслышно
машины плывут как рыбы, и город крышный,
фарный, витринный - коралловый риф.
"...Малыш, но
я же просила..."
Она поглядит туда -
за резной загородкой столик уютный дальний -
откуда донёсся этот призыв печальный:
полный мужчина - "малыш" - с лысиной сальной.
Она отвернётся, скучая. Пригубит чай.
Потемнело гуще. Затеплились новостройки
оконным светом. Возник вдруг у барной стойки,
мальчик: глаза бархатисты, а речи бойки,
молоденький очень мальчик - "лет двадцать, чай!"
А Она, ногу на ногу кинув, сидит на стуле.
Глаза её незаметно почти свекрнули,
тотчас потухнув - "мне ли, старой акуле,
ведь сын мой немногим младше него, поди..."
...Но она же ещё настолько красива, чтобы
лет десять спокойно убавить себе, никто бы
не догадался. И мальчик тот белолобый
сегодня уснуть бы мог на её груди...
Ей никто лет её не даст: их на ней не видно.
Подругам завидно, ей же - почти обидно
в этот вечер. Мыслит она ехидно:
"Себя не обманешь, кумушка. Никогда".
И закурит тонкую, дым отпустив вуалью,
посмотрит в сторону стойки со злой печалью,
нервно закутает гладкие плечи шалью
и закажет двойную виски с кусочком льда.