Уже третье по-настоящему зимнее утро этой осенью. Знаешь, если бы твоими руками можно было обхватить город, в моей квартире стало бы чуть теплее, и свет горел бы ярче, и разливался бы он нежнее и мягче по узкой персиковой комнате с вечно холодными стенами.
Город стихал бы постепенно, будто медленно удаляются острые каблучки моего беспокойства. И только занавески бы тихо покачивались на радиоволнах, приносимых холодным ветром в моё распахнутое окно. Ничто не должно быть громче твоего голоса. Ничто не должно перебить тонкую ниточку нашего разговора.
Где-то сейчас ненужно и грубо валится мокрый снег. Мне всегда хотелось поздравить тебя с первым снегом: с первым выпавшим, с первым нерастаявшим и с первым из тех, что будут медленно сыпаться крупным хлопьями на твой пуховик. Но вместо этого я учусь играть пиано, учусь делать то, отчего мне действительно становится хорошо, и совершенно не хочу возвращать тебя. Того, что постоянно врал мне и сейчас затерялся где-то под сердцем ледяного грубого океана, у меня наконец получилось отпустить. Только пусть остается при мне святая вольность - надежда, что я когда-то тебя услышу.