O. Wilde. The Nightingale and the Rose
– Она сказала, что будет танцевать со мной, если я принесу ей красную розу, – произнёс молодой Студент, – но в моём саду нет ни одной красной розы.
В гнезде на ветви Дуба сидел Соловей и удивлялся, наблюдая за ним.
– Ни одной красной розы! – воскликнул Студент, и его красивые глаза наполнились слезами, – ах, от какой малости зависит счастье! Я прочитал всё, что написали мудрецы, мне известны все секреты философии. Теперь из-за какой-то красной розы ломается вся моя жизнь.
– Вот, наконец, настоящий влюблённый, – размышлял Соловей, – ночь за ночью я пел о нём, его не зная, ночь за ночью я рассказывал звёздам его историю, а сейчас вижу его. Волосы у него темны, как цветы гиацинта, а губы такие же алые, как оттенок его желанной розы, страсть сделала цвет лица подобным бледной слоновой кости, в бровях заметен след печали.
– Завтра вечером Принц даёт бал, – говорил Студент, – и моя возлюбленная будет там. Если я принесу ей красную розу, то она согласится танцевать со мной до утра. Если я принесу ей красную розу, она склонит голову мне на плечо, а её рука будет сжимать мою. Но в моём саду нет красной розы, поэтому я буду одиноко сидеть, и она пройдёт мимо. Она не обратит на меня внимания, и моё сердце будет разбито.
– Он, в самом деле, настоящий влюблённый, – сказал Соловей, – то, о чём я пою, заставляет его страдать, что для меня – радость, для него – боль. Действительно, любовь – удивительная вещь, ни за жемчуг, ни за гранат её не купишь, она не продаётся на рынке, её не приобретёт купец, – она не меряется на вес золота.
– На своей галерее будут сидеть музыканты, – продолжал молодой Студент, – они будут играть на струнных инструментах, а моя возлюбленная будет танцевать под звуки арфы и скрипки. Она начнёт танцевать так легко, что её ножки не будут касаться пола. Рядом с ней будут кружиться придворные дамы, одетые в красивые платья. Но не со мной она будет танцевать, ведь у меня нет красной розы, чтобы подарить ей.
Он упал на траву, закрыл лицо руками и заплакал.
– Почему он плачет? – спросила маленькая зелёная Ящерица и пробежала мимо, подняв хвостик.
– В самом деле, почему? – повторила вопрос Бабочка, которая порхала в солнечных лучах.
– Да, почему? – шепнула Маргаритка своей соседке.
– Он плачет о красной розе, – ответил Соловей.
– О красной розе? – закричали они, – как это нелепо! – и маленькая Ящерица, которая была немного циничной, откровенно расхохоталось.
Но Соловей, зная тайну печали юноши, молча сидел на дереве и размышлял о загадках любви. Внезапно он расправил свои коричневые крылья и взлетел. Тенью пролетел он над рощей, тенью летел в саду. Там, в центре клумбы, произрастал Розовый Куст, и Соловей, подлетев к нему, сел на веточку.
– Подари мне красную розу, – заговорил Соловей, – и я спою тебе самую сладкую из моих песен. А Розовый Куст лишь покачал головой.
– У меня белые розы, белые, как морская пена, белее снега в горах. Но ты лети к моему брату, он растёт возле старых солнечных часов и, возможно, он даст тебе то, что ты хочешь.
И Соловей прилетел к Розовому Кусту, который был возле старых солнечных часов.
– Подари мне красную розу, – попросил Соловей, – и я спою тебе самую сладкую из моих песен. А Розовый Куст лишь покачал головой.
– У меня жёлтые розы, – ответил он, – они похожи на волосы русалки, сидящей на янтарном троне, они жёлтее нарциссов, что цветут в долине до тех пор, пока не придёт косарь со своей косой. Но ты лети к моему брату, который растёт под окном Студента.
И Соловей полетел к Розовому Кусту, который был под окном Студента.
– Подари мне красную розу! – закричал Соловей, – и я спою тебе самую сладкую из моих песен. А Розовый Куст лишь покачал головой.
– У меня красные розы, – отвечал он, – красные как лапки голубя, краснее, чем красные кораллы в океанских рифах. Но зима остудила мои вены, мороз повредил мои бутоны, буря сломала мои ветви, и у меня не будет роз в этом году.
– Одну розу, это всё, что я хочу! – воскликнул Соловей, – только одну розу! Есть ли какой-нибудь способ получить её?
– Есть, – ответил Розовый Куст, – но он так ужасен, что я не смею сказать тебе о нём.
– Скажи, – попросил Соловей, – я не испугаюсь.
– Если ты хочешь получить красную розу, – произнёс Розовый Куст, – ты должен создать её из музыки лунного света и окрасить кровью собственного сердца. Ты должен будешь петь мне всю ночь, плотно прижав свою грудь к острому шипу на моей ветке, а шип пронзит твоё сердце, твоя кровь потечёт в мои вены и станет моей.
– Смерть – это очень большая цена за красную розу, – сказал Соловей, – а жизнь дорога каждому. Как приятно жить в зелёном лесу, наблюдать за Солнцем в его золотой карете, за Луной в её карете из жемчуга. Сладок запах боярышника, синих колокольчиков, которые прячутся в долине, сладок запах вереска, что колышется на холме. Всё же Любовь краше Жизни. И что значит сердце птицы по сравнению с сердцем человека?
Соловей расправил свои коричневые крылья и взлетел в воздух. Тенью промелькнул он над садом, тенью пролетел над рощей.
Молодой Студент по-прежнему лежал на траве, и слёзы ещё не высохли в его красивых глазах.
– Будь счастлив! – закричал ему Соловей, – будь счастлив! Я добуду тебе красную розу. Я сотворю её из музыки лунного света и окрашу кровью собственного сердца. Всё, что я прошу от тебя взамен – любить по-настоящему, потому что Любовь мудрее Философии, хотя та и мудра, Любовь сильнее Власти, хотя та и сильна. Пламенем окрашены её крылья и как пламя цвет её тела. Как мёд сладки её губы, как ладан её дыхание.
Студент лежал на траве, смотрел вверх и слушал, но не мог понять, что Соловей говорит ему, так как он был знаком только с вещами, описанными в книгах. Однако, всё понимал Дуб, и он опечалился, потому что любил Соловья, который свил своё гнездо в его ветвях.
– Спой для меня последнюю песню, – шепнул он, – мне будет очень одиноко, когда тебя не станет.
Соловей запел, и голос его был как вода, с журчанием вытекающая из серебряного кувшина. Когда он кончил свою песню, Студент поднялся и вынул из кармана блокнот и карандаш.
– У неё красивая внешность, – рассуждал он, шагая через рощу, – этого нельзя отрицать, но есть ли у неё чувства? Боюсь, что нет. На самом деле, она похожа на большинство артисток: она манерна, без искренности, она не станет жертвовать собой ради других. Думает она преимущественно о музыке, но все знают, что искусство эгоистично. Можно допустить, что в её голосе есть красивые нотки, жаль, что они ничего не значат, и от них нет практической пользы.
Он отправился в свою комнату, прилёг на узкую кровать и начал размышлять о любви, пока не уснул.
Когда на небесах засияла Луна, Соловей прилетел к Розовому Кусту и плотно прижал свою грудь к шипу на его ветви. С грудью, прижатой к острому шипу, он пел всю ночь, и холодная хрустальная Луна слушала его, склонившись вниз. Он пел всю ночь, а шип всё глубже и глубже проникал ему в грудь, и кровь текла из неё. Вначале пел он о рождении Любви в сердцах мальчика и девочки, и на самой верхней ветви Розового Куста распускалась прекрасная роза, листок следовал за листком, как только песня следовала за песней. В первые моменты она была бледной как туман, бледной как утренние следы и серебристой как крылья рассвета. Была она как тень розы в серебряном зеркале, как отражение розы на водной глади – такой была роза, что расцвела на верхней ветви Розового Куста. А Розовый Куст кричал Соловью, чтобы тот крепче прижимал к острому шипу свою грудь.
– Прижимайся сильнее, маленький Соловей! – восклицал Куст, – или день настанет раньше, чем роза будет готова.
И Соловей прижимался сильнее и сильнее; громче и громче становилась его песня. Он пел о страсти в душе юноши и девушки, и нежный румянец появился на лепестках розы, подобный тому, что появляется на лице невесты, которая целует в губы своего жениха. Но острый шип ещё не достиг сердца, и сердцевина розы оставалась белой, так как лишь кровь из сердца Соловья могла сообщить розе красный цвет. А Розовый Куст кричал Соловью, чтобы тот ещё крепче прижимал к острому шипу свою грудь.
– Прижимайся ещё сильнее, маленький Соловей! – выкрикивал он, – или день настанет раньше, чем роза будет готова.
Соловей прижался сильнее, и вот острый шип коснулся сердца, и жуткая боль пронзила его. Сильней и страшней становилась боль, всё безумней и исступлённей звучала песня, потому что пел Соловей о Любви, которая превосходит Смерть, о Любви, которая не умирает в могиле.
И роза стала красной, подобная восточному утреннему небу, красными были её лепестки, красной была сердцевина цветка.
Голос Соловья становился всё слабей и слабей, затрепетали его крылышки, подёрнулись плёнкой глаза. Тише и тише становилась его песня, что-то уже сдавливало горло. Затем прозвучал последний аккорд.
Услышав его, бледная Луна замерла на небе, забыв, что наступает рассвет, услышав его, красная роза задрожала от восторга и раскрыла все свои лепестки навстречу прохладе утра. Эхо донесло звук до багряных пещер на холмах и разбудило пастухов. Эхо плыло над речными тростниками и донеслось до моря.
– Смотри! Смотри! – кричал Розовый Куст, – роза закончена! Но Соловей не отвечал. Мёртвый, он лежал средь высокой травы, а острый шип розы торчал в его сердце.
В полдень Студент распахнул окно и выглянул из него.
– Ах, какая удача! – воскликнул он, – здесь есть красная роза! За всю мою жизнь я не видел розы, похожей на эту. Она так красива, что, наверняка, имеет какое-то длинное название на латыни, – и, наклонившись, он сломил её, затем надел шляпу и с розой в руках поспешил к дому Профессора.
Дочь Профессора сидела в кресле у входа в дом и сматывала синюю шёлковую нить, а у ног её лежала маленькая собачонка.
– Ты говорила, что будешь танцевать со мной, если я принесу тебе красную розу, – сказал Студент, – вот эта роза, самая красная из всех, что есть на свете. Вечером ты прикрепишь её на платье, и когда мы с тобой будем танцевать, она тебе расскажет о том, как я люблю тебя.
Но девушка нахмурилась.
– Боюсь, что моё платье не будет готово, – отвечала она, – кроме того, племянник Гофмейстера прислал мне настоящие украшения, а все знают, что драгоценности стоят гораздо больше, чем цветы.
– Ну, честное слово, ты очень неблагодарна! – сердито сказал Студент. И он выбросил розу на улицу, где на мостовой её переехала карета.
– Неблагодарна! – воскликнула девица, – скажу тебе, что ты очень груб, и потом, кто ты такой? Только лишь Студент. Я даже сомневаюсь, что у тебя есть башмаки с серебряными пряжками, как у племянника Гофмейстера.
Она поднялась и ушла в дом.
– Что за глупая вещь – любовь, – говорил Студент, уходя прочь, – она не приносит и половины той пользы, что даёт Логика, потому что ничего не доказывает, и всегда говорит о том, что не происходит, и заставляет верить
в то, что недоказуемо. В действительности, это непрактично, а в моём возрасте практичность – это всё, и потому я возвращаюсь к Философии и буду изучать Метафизику.
Он вернулся в свою комнату, достал с полки толстую пыльную книгу и начал читать.