Он значенье своё осознал очень чётко и рано.
И однажды напишет он девушке первой своей:
Я – великий, такой, каких прежде ещё не бывало
на планете Земля, среди всех на ней живших людей.
Много позже с упрёком он скажет: «За что меня чтите?
Я для вас однобокий какой-то чудак и технарь.
Но ракета не есть самоцель для меня, я – мыслитель!»
А в музее его на витринах лежит инвентарь...
В раннем детстве себя ощутил он в единстве с Вселенной,
и судьба подарила земную отраду ему.
С крыши дома ночами входил он в простор вдохновенный
и душа ликовала, сжигая бытийную тьму.
Он впивал жадно всё – от механики и до космизма,
где во всей полноте Русский Дух сам себя осознал.
Циолковский шёл дальше, предвидя экспансию жизни
от Земли – в те миры, где созрели начала начал.
А начало космизма – в любви безпредельной к России.
Из чего это чувство, лишь русское сердце поймёт.
Сладко дрогнет оно у речушки в предутренней сини,
А простор необъятный безудержно тянет в полёт...
У него два простора сливались в могучее русло –
в небо звёздное плавно втекает сам русский простор.
В свет великой земли густо вмешено звёздное сусло.
Что вкусившим его из болот исходящий укор!
Он уверен: Россия и вырвется первою в Космос.
Как мечтал он об этом великом триумфе Земли!
На Лубянке допросчиков он ошарашил вопросом:
если вы за народ, так зачем меня к вам привезли?
Не имея чинов, степеней и познаний научных,
возвышался как столп среди косной научной среды,
отвергавшей его лишь за то, что он был самоучкой,
этот первенец духа, созревший в горниле беды.
Где они, кто кичился своими чинами прилюдно,
кто гордился, что высчитал точно движенье светил?
У него же есть Формула, а на поверхности лунной
Циолковского кратер, в мечтах где не раз он бродил.
У научных светил для него было только молчанье.
Все статьи и запросы его – под замком и сукном.
Он метался. Неотданный дар его мучил ночами,
он мог жить лишь на взлёте, его же толкали на дно
Унижали за то, что нет корочек университетских,
но при этом – как смеет! – намерен стать равным средь них!
Никаких аргументов, расчётов и опытов дерзких
не приемлет бездарное сонмище в духе глухих…
Легион было имя, презревших его за крылатость,
за фонтаны идей, чего не было в них никогда.
За его простоту, за огонь и духовную святость.
А у них вместо этого в душах плескалась вода.
И был главным врагом его – кто? – затаите дыханье!
Это имя поныне в устах и на карте Руси
Знаменитый Жуковский страшился его дарованья
и хотел в конкуренте духовный огонь погасить...
Но был также и друг, чья звезда в эти годы всходила.
Он прославит себя, Землю с Солнцем живым повенчав.
Этой дружбой обоим давалась защитная сила.
Так Чижевский и понял, судьбы своей вызов приняв
Он отважно сказал, кто для гения главный мучитель.
Эта зависть и ненависть били сильнее ножа.
В мешковатой одежде общественный нищий учитель
в их рядах!? Никогда! Как потом им себя уважать!?
Но и те, кто отдал ему лавры в ракетостроенье,
как постыдное что-то его утаили труды
о космической вере, его философских воззреньях,
убежденье, что гений взрастает в пространстве беды.
Его мук никогда и никто осознать не сумеет.
К завершению дел его наглухо путь перекрыт.
Фарисеи науки смыкали ряды всё теснее
с неотвязным предчувствием, что он их всех победит!
Над Советскою Арктикой все дирижабли – не наши.
Как же горько ему, дирижабль его в цепких руках…
Ему Амундсен пишет: мы можем конструкцию вашу
испытать в экспедиции в русских арктических льдах.
О письме этом все за границей тотчас же узнали.
Но к несчастью направил письмо своё он через РАН.
Там его передать Циолковскому не пожелали.
Как же им ненавистен глухой самородок-титан!
И ещё был проект. Воплотить его тоже не дали.
На воздушной подушке движенье любых поездов.
Академик Чаплыгин, идею понявший едва ли,
пригвоздил, багровея: да этот старик нездоров!
Открывались миры перед ним, этажи Мирозданья,
Иерархия Света и Логосы звёзд и планет.
Как устроена Жизнь, видел он, и своё пониманье
излагал в своих книгах. На них был наложен запрет…
Бог – причина Вселенной. Он есть ВсеЛюбовь и Единство.
Любит Бог сам себя, любит нас, как частичек своих.
Бог не враг сам себе. Космос-Бог есть само совершенство,
человек же – причина и плод всех страданий земных.
Это он написал, когда Бог был в стране под запретом.
Он Соборность Вселенной читал и в звезде, и в цветке.
И ему было странно, что чудо открытое это
не хотят замечать, выбирая синицу в руке…
Разработал он и Конституцию целой Вселенной.
Расписал в ней права всех растений, зверей и людей.
Во Вселенной живой – всё живое и значит, священно.
Жизнь земная есть сбой от внедренья безумных идей.
Из Законов его: никому не воздастся насильем.
Отрицание мести есть благо для жизни любой.
Он не знал слова «Карма», но знал её властную силу,
она всюду, где жизнь возвращает бурленью покой.
Называли в то время «Вселенною» всё Мирозданье.
Утверждали одни, что конечна и смертна она.
Уводили науку упорно от истинных знаний,
для того и теория модная вознесена…
Возражал он Эйнштейну: пространство и время едины.
У пространства нет рамок и, значит, у времени нет.
Применить невозможно к Вселенной размеры и длины,
даже если как меру использовать видимый свет.
А у скорости света не может быть ограничений.
В безконечной Вселенной ничто не имеет конца.
Кто писал о границах, был сам ограничен, а гений
Циолковского слушал лишь голос Вселенной-Творца.
Что есть Время? На этот вопрос Циолковский ответил:
его нет во Вселенной, его изобрёл человек
в ту эпоху, когда ночь от дня отделил на планете,
ограничил себя и урезал свой собственный век…
Мать-Вселенная душу его наполняла восторгом.
Над ночною Окой он вливался в стихию свою.
Полномочный посол её, в мире, отвергнувшем Бога,
был отвергнут и сам и всю жизнь был на самом краю…
Сколько раз достигал он предела душевных страданий.
И казалось, в реальность вернуться возможности нет.
Но Великая Матерь из дальних глубин Мирозданья
в иссыхавшую душу вливала вновь жизненный свет…
И был в августе вечер. Сидел он в светёлке без света.
И неслышно Чижевский вошёл, не вспугнув тишину.
Он сидел неподвижно. И вдруг, словно сняли запреты,
произнес сокровенное, то, что открылось ему.
Есть четыре этапа развития. Первый – мир практик.
На втором – освоение новых миров и планет.
А на третьем войдём мы в содружество многих галактик.
На четвёртом сознанья сливаются в Мыслящий Свет...
Но Чижевский был молод и мыслил немного иначе.
Он в конце своей жизни, пройдя и этап, и тюрьму,
записал откровения эти. А что они значат,
лишь полвека спустя и немногие только поймут...