Просто она не видела.
Как-то не обращала.
То ли обои в крапинку,
то ли руки не доходили.
Немножко извёстка сыпалась.
Немножко прибрежной тиной
пахло.
А на окошке высился
кактус.
Колючим. Толстым.
У неё была тихая радость
засыпать исключительно голою,
запрокидывая этак голову,
меж ногами подушку комкать.
У неё была милая странность
рисовать на коленях рыбок
и смеяться, ногами дрыгая,
на полу, по ковру катаясь.
Изначально…
Такая мелочь.
Под окном собирались лужи.
Подоконник сочил капелью.
Плавунцы и жучки досужие
выползали на свет из щели.
И шуршали.
Без отвращения
собирала жучков в ладони,
выносила на свежий воздух,
отпускала, подбросив, с возгласом,
провожая их взглядом донеба.
Изначально…
Немножко глупо.
Возле кресла жила лягушка.
Иногда, приготовив кофе,
забираясь в кровать,
с печеньями,
наблюдала, как сверху плинтуса
пробуравливается ручей.
И такой был ручей упорный,
так настойчиво бил сквозь стену,
что рисованные рыбёшки
куролесили на коленях.
Бесновались, пытаясь спрыгнуть.
Изначально…
А дальше более.
Берега поросли осокой.
Опрокинутые течением,
табуретки цикадно цокали,
бестолково кружась у шкафа.
В занавесках порхали бабочки.
Среди книжек шныряли птицы.
Прижимаясь спиной к обоям
всё старалась не шевелиться,
и смотрела, открыв глазища.
Ей осталось…
Такая мелочь.
Чтобы камни и кирпичи
заплело молодым ракитником.
Чтобы люстра горела в небе,
уходя вечерами в спальню.
И чтоб утром, непременно лебеди.
…Бусинки сыпались в воду.
Желто-зелёное просо.
По несолёному студню
плыла, колыхая ряску,
на деревянном плотике,
светловолосая.
Евгений Идр. (23.07.2013)