Обречённый на счастье берёт в руки перо
И всё что не смог сделать излагает в словах
И его не ломает, но уже не берёт
И его накрывает крылом белым сова.
Ночь с зимою сцепились, но не им воевать
Они дружат и правят, нагоняя восток
И в алтарь превратилась простая кровать.
Если плед уж не греет, накрываюсь хвостом.
Лишь чернила ласкают, лишь бумага мне врёт,
Что она меня любит, что любит и ждёт,
И что просо не время и ты не готов
И она не готова. И день как каток.
И не ждать и не спорить, не скулить, не просить.
На лугу пашаница, во пруду караси.
И ты можешь, всё можешь. Тревога чуть-чуть
С понтолыку сбивает, прислоняя к плечу.
И плечё это рядом и лечит оно,
И вращается дальше, как веретено
Колесо твоей жизни. Оно хорошо.
Снег укрыл пледом землю и страх твой прошёл.
Я пишу и я счастлив тому, что пишу.
Эти строки как символ того, что дышу.
Даже если б не верил, они говорят,
Что уже всё творится, что Боги творят.
Обречённый на счастье, спасибо тебе,
Что я сытый, одетый и тело в тепле,
Что душа залаталась волшебной иглой.
И песка убежало, воды утекло.
Так рождается море: вода и песок.
И у кромки воды я кокосовый сок…
И люблю и любим я и мысли о том,
Что где дом, там и счастье, где счастье – там дом.