Улыбаюсь чужому посеву,
Что до самого неба пророс.
Я любил непорочную деву
До того как родился Христос.
Я дарил ей цветы и картины,
И покрытую лаком кору.
Каждый день до её Палестины
Добирался пешком поутру.
В полумраке церковного зала,
Где пророки глядели мертво,
- Видишь солнце? – она мне сказала, -
Отвернись, не гляди на него.
Где-то хлопнула тяжкая рама
Тиховейному дню вопреки.
Меня вывели силой из храма
Две незримых, но властных руки.
Позабыты цветы и картины.
Но сквозь времени призрачный щит
Каждый день из своей Палестины
На меня она долго глядит.
Человечьи сердца не излиты.
Ты глядишь – и теплее в крови.
Словно ждёшь не любви, а молитвы.
Хоть молитва – ничто без любви.