ГАРНИЗОННОЕ ДЕТСТВО
(непридуманные истории)
ДЕНЬ АВИАЦИИ
Маруськино детство началось в гарнизоне со смешным названием Бобровка, располагавшемся недалеко от города Кинеля, во времена описываемых событий Куйбышевской, ныне Самарской области.
Впрочем, родилась она не в Бобровке, а где-то между Волгой и Доном, недалеко от поселка Мариновка. Там базировался первый полк, куда папу направили после окончания училища. Когда родилась дочь, родители решили, что это судьба, и назвали девочку Мариной. Принимавшая роды акушерка, взяв на руки крохотную новорожденную, закудахтала: «А кто тут у нас такой манюсенький. Манюска- манюська». Так и получилась Манюська-Маруська.
В Бобровку Маруську привезли, когда ей было всего несколько месяцев. Переезд из Мариновки был тяжелым, с тремя пересадками. В довершение неприятностей встречать прибывших прислали грузовую машину с открытым кузовом. Маму с измученной Маруськой, как самой маленькой путешественницей, посадили в кабину к водителю, а все остальные с пожитками и малыми детьми забрались в кузов, накрылись куском брезента, чтоб хоть как-то укрыться от мелкого моросящего дождя и ветра.
Вот так неприветливо встретила их Бобровка.
Жизнь семей в военном городке идет по своим правилам, не всегда понятным человеку гражданскому. Например, и в Бобровке, и в других военных городках, где приходилось позже проживать Маруське, заборы между домами практически отсутствовали, или были они чисто символическими, низенькими и редкими, что можно было, если не перелезть, так пролезть между штакетниками точно. Домики почему-то назывались «финскими», хотя, говорили, что построили их еще немецкие военнопленные. Причем во всех городках они были одинаковыми, ну может цветом могли отличаться и то чуть-чуть. У домиков было по два крылечка и общая с соседями стенка, позволявшая знать друг о друге если не все, то почти все. Для малышни это было очень удобно. Можно было постучать в стенку Костику, что означало: пошли гулять.
Ватага карапузов от трех до семи лет собиралась очень быстро и передвигалась по городку молниеносно.
Современным мамочкам и в голову бы не пришло, как можно отслеживать передвижение ребенка при отсутствии сотовой связи. Да и сам факт самостоятельных прогулок детей дошкольного возраста вызвал бы у них негодование. Но, увы, детские омбутсмены в те времена в нашей стране не существовали. А дети, как ни странно практически не пропадали, ну разве что, как в этой истории.
Зато в маленьком городке существовала обычная, надежная голосовая связь. Например, если чадо выпадало из зоны видимости, мамаша, выйдя на крыльцо, громко оповещала ближайших соседок:
-Зина! Валя, Ольга Петровна! Что-то я своего Сережку не вижу, да и Нининой Маруськи тоже нет!
Через некоторое время, этот вопрос повторялся несколькими другими мамашами и чуть позже, первая получала ответ:
-Вера! Вер! Наталья Смоленцева сказала, что они там все возле клуба на велосипедах гоняют, что передать?
- Спасибо, Зиночка, пусть передадут, чтоб домой быстро возвращались, обедать пора, не то по углам поставим и больше до вечера не выпустим.
Вот такое «сарафанное радио» работало в городке и, между прочим, весьма эффективно.
Случались, конечно, и курьезы.
18 августа важный день в жизни гарнизонного городка – День авиации!
Запах сапожного крема, разбудил в это утро не одну Маруську, но только ей в подарок к папиному празднику мама сшила новенькое красное платьице в мелкий белый горошек.
Мама у Маруськи была особенная, ее в городке знали все и даже толстые тетки-командирши нередко наведывались к ней.
- Ниночка, вы же такая волшебница, мне бы блузочку новую ко дню рождения и .т.д.
Мама окончила швейный техникум, но работы для нее здесь не было, поэтому обшивала половину женского населения городка, включая Маруську.
Маруська вышла на крыльцо и, оттянув в стороны краешки юбочки, стала оглядываться по сторонам. Ага, вот тетя Валя, Олежкина мама пошла за водой к колонке:
- Ой, Марусенька, какая ты сегодня нарядная, красивая, смотри, не замарай новое платьице.
ххх
В голове Маруськи заверещал возмущенный голосок:
- Ну, конечно, не может обойтись, чтоб не добавить «ложку дегтя», мама так часто говорит, что «у Валентины в любой бочке меда найдется ложка дегтя». Сначала Маруська и вправду думала, что у Лавровых целая куча бочек с медом, они с Костиком, даже однажды залезли к ним в сарай, но там стояла всего одна рассохшаяся бочка со всяким хламом, и никакого меда, а что такое деготь Маруська вообще не знала. Пришлось спросить у папы, он почему-то долго хохотал, а потом что-то очень сложно объяснял. Маруська смогла понять одно, если тебя ласковым голосочком сначала хвалят, а потом говорят какую-нибудь дразнилку – это и есть ложка дегтя.
В данном случае, вот это самое - «не замарай», и было «ложкой дегтя».
Столько времени прошло! А эта тетя Валя, вот противная, все помнит.
А дело было, ну сто лет назад, точно! Маруська тогда еще даже с Сережкой не познакомилась, весна только-только начиналась, сугробы скукожились и почернели, а на дорожках образовались замечательные лужи!! Просто восхитительные такие лужи. По ним можно было шлепать в резиновых сапогах и брызги взлетали выше головы, что вызывало у большинства ребятни полный восторг!
Несколько семей с детьми собрались поехать в ГОРОД! В самый настоящий большой ГОРОД!
Мама надела на Маруську новенькое голубое пальтишко и такой же берет, а на ногах у нее были ярко-голубые резиновые сапожки с белой подошвой и белыми оленятами по бокам. Вышла она на крыльцо, вся такая весенняя, красивая, солнышко светит яркое, настроение прекрасное. У дороги их ждали тетя Валя с мужем и Олежкой, еще тетя Рая тоже с мужем и Костиком и еще кто-то. И дойти-то до дороги всего десять шагов.
- Маруся, подожди, там лужа, я тебя перенесу, - сказал папа.
Ну что за глупости, она такая красивая и взрослая, и сапожки у нее резиновые, что она через лужу не перейдет? Ну, Маруська и пошла, побыстрее, чтоб папа на руки не подхватил. Лужа была большая и грязная, а на дне ее оказался не растаявший лед….
Папа с мамой, конечно, успели ухватить ее за ворот пальто, с которого стекала мерзкая черная жижа…
После долгих споров папы и мамы, и уговоров остальных собравшихся, в город они все-таки поехали, но на Маруське была старенькая красная курточка и черные сапоги Костика, из которых он уже вырос. Всхлипывающую Маруську папа нес на руках, а рассерженная мама шла на три шага вперед, демонстрируя свое негодование, и вообще, весь ее вид говорил, будто Маруська вовсе не ее дочь. Только в электричке, когда на какой-то станции Маруська, увидев много больших домов, громко, на весь вагон закричала:
-Мама это уже ГОРОД? - все рассмеялись, мама улыбнулась и взяла Маруську к себе на руки.
Вот такие воспоминания промелькнули в Маруськиной голове и она растянула рот в улыбке, чтоб тетя Валя видела, какая она воспитанная девочка:
-Спасибо тетечка Валечка, - елейно-язвительным голоском ответила Маруська, - я постараюсь.
Она постояла еще несколько минут, никто не появлялся. Маруська прошлепала обратно в дом и, постучав по соседской стене, опять вернулась на крыльцо.
- Привет, мелюзга! – Костик выскочил на свое крыльцо, он был на два года старше Маруськи и всегда дразнился, но не зло, она на него не обижалась, - куда это ты так вырядилась!
Ну, наконец-то, хоть кто-то заметил, Маруська с облегчением вздохнула и, набрав полную грудь воздуха, выпалила восторженно-возмущенно:
-Ты че, Костька, сегодня же праздник!
-Ну, да! – шмыгнул Костик носом, - Серега говорил, что сегодня будут показательные зачетные прыжки, знаешь, это когда парашютисты на крест приземляются, нужно в самый центр попасть.
-Правда что ли?! – Маруськины глаза загорелись нешуточным любопытством, а сердце просто готово было выпрыгнуть из-под платьица, - -- Костька, айда на аэродром, поглядим!
- Ты че, выпорют, знаешь же, что туда нельзя одним.
- А может и не выпорют! А вот если самое интересное пропустим, жди потом следующего праздника! Там ведь Аленкин папка прыгать будет и Сережкин, наверное, тоже. Люсишь ты, Костька.
- Ниче и не люшу, просто, наверное, теперь уже не успеем, надо было с утра, за папкой следом рвануть.
- Костик, а если на великах? – Маруська хитро прищурила один глаз…
Костик на минуту задумался:
- На великах, пожалуй, успеем, надо всех быстро собрать.
Сбор мелкой шантрапы прошел молниеносно. Выяснилось, что на семь человек имелось пять трехколесных велосипедов. Аленке и Маруське предстояло ехать, стоя на перекладинках велосипедов, держась за «водителя». Вести их договорились по переменке. Путь, предстоял неблизкий, учитывая возраст путешественников.
Шоссейная лента, казалось, уходила в никуда, деревья, посаженные вдоль этой бесконечной дороги, были такие огромные, их макушки сходились высоко-высоко, почти у самого неба, образуя купол над головами.
Очень скоро ездоки, оседлавшие велосипеды, так устали, что наотрез отказались от своих обещаний везти по очереди Аленку и Маруську. Впрочем, и ехать на тонкой перекладинке, которая, даже через твердую подошву сандалий, резала ступни, было делом непростым. Сначала Маруська, а потом и Аленка «спешились» со столь ненадежных «коней» и побежали рядом, все больше и больше отставая.
-У меня в боку колет, - канючила Аленка.
-У меня тоже, - пропыхтела Маруська, - вон уже КПП, не ной.
ххх
Для взрослых всегда оставалось загадкой, каким образам мелкое население гарнизона умудрялось просачиваться через любые посты…
ххх
К месту приземления парашютистов они буквально вылетели, проскочив сквозь все ограждения. Вело-группа «финишировала» первой, последними семенили Маруська с Аленкой и все оказались, практически в центре, выложенного на поле белого креста.
Задрав головы, придерживая панамки, они смотрели вверх.
Пока еще высоко-высоко между редких облаков были видны лишь точки, постепенно они приближались, росли и вдруг небо расцветили купола парашютов. Зрелище было впечатляющим.
Открыв рты, маленькая компания заворожено смотрела вверх на приближающихся к земле парашютистов.
-Маруська гляди, там мой папка, - Сережка дергал ее за подол платьица.
-Где, где, - Маруська щурилась и прикрывала ладошкой глаза от яркого солнца.
И тут до них стали доходить, совершенно посторонние звуки, а точнее команды.
Через усилитель на всё поле аэродрома разносился голос комполка:
-Дети в зоне приземления, откуда дети в зоне приземления…немедленно уберите детей из зоны приземления, - и дальше много всяких разных слов, на языке взрослых это означало, что кое-кого не просто выпорют, а много хуже.
Со всех сторон к ним бежали офицеры и солдаты, в несколько секунд их просто расхватали и растащили в разные стороны.
Понимая, что сейчас достанется «на орехи», Маруська первая включила «защитный сигнал», а попросту дала такого ревака, что державший ее незнакомый офицер стал в ужасе крутить головой и спрашивать у всех – чей ребенок. Для остальных ее поведение послужило явным примером, через минуту ревели все, заглушая разговоры и, отдаваемые команды. Рев не прекращался, даже тогда, когда их пытались передать на руки отцам.
Командованию пришлось пойти на компромисс – всю компанию разместили вместе с комсоставом, который оценивал прыжки и, соответственно, зона видимости у них была самая оптимальная. Это была их победа!
Конечно, после окончания соревнований и всех прочих мероприятий отцы получали своих отпрысков со словами, весьма далекими от благодарности.
- Кому из вас пришла в голову такая плохая идея, как явиться на аэродром и вообще каким образом, вы просочились через КПП и зону ограждения? - всю обратную дорогу отец допытывал Маруську. Она сидела на раме его велосипеда и, вцепившись в руль, молча, держала оборону. Обратная дорога на удивления оказалась такой короткой, что папа даже не успел успокоиться. Дома досталось еще и маме, которая к их возвращению уже обежала пять раз весь городок вместе с другими мамами беглецов.
Потом родители долго ругались между собой, потом они вместе ругали Маруську, потом, пришли мамы Сережки и Костика и ругать стали уже вчетвером. Эти трусы сразу сдали Маруську, возложив на нее почетную, но опасную миссию организатора побега.
Маруська сидела, надвинув панамку ниже бровей, и твердо сжав губы, молчала – дома «защитный сигнал» было включать бесполезно – не срабатывало.
После того, когда все вдоволь накричались и наругались, папа стал рассказывать, что эту гоп-компанию и заметили-то по Маруськиному красному платьицу, сердце у него сразу «екнуло», вспомнил, что утром оно готовенькое висело на Маруськином стульчике:
- Кстати, вождь краснокожих, а где твой велосипед?
-А я его и не брала, я на Сережке с Костиком ехала, - пробубнила из-под панамки Маруська, - а то потом как бы ты два велосипеда и меня тащил?
ххх
В Бобровке об этом Дне Авиации вспоминали еще очень долго, даже, когда Маруськиного папу, да и других, чьи чада стали участниками описываемых события, разъехались по разным гарнизонам.