Женская доля

Алексей Горбунов 4
(Чувашское сказание)

Светло кругом, хотя далек еще рассвет,
Горят стога, амбары и дома пылают,
Ни на селе, ни за селом спасенья нет,
Дружина князя на чувашей наступает.
В чем их вина?
                О том к чему ответ искать?
Во все века, во всех сражениях считайте,
Враг говорит:
                - Я муж! Пришел вас воевать,
И коли мужи вы, с оружием встречайте!
Вастай за меч схватился, на коня взлетел,
За ним Аван, Айтин, Элик, Шарук помчались,
Но на скаку чувашей встретит туча стрел,
И на земле они убитыми остались…
Идет в селение, броней укрыта рать,
Щиты червленые могучею стеною,
Никак мечом такую стену не пронять,
А значит, нет удачи для чуваша в бое!
Пока мужи на копья княжеские шли,
Пока мечом в полете стрелы отбивали,
Чувашки Штрангу ночью темной перешли,
Они детей и стариков, свой род спасали.
Всю ночь продлилась битва, ни один назад
Чуваш из боя не вернулся. Там последним
Сражен был в сердце копием кузнец Тавлат,
И зарыдали небеса дождем осенним….

Остались женщины одни, защиты нет.
Отцы погибли, и мужья в бою побиты,
За род чувашский, им теперь держать ответ,
Да и в село свое пути для них закрыты.
Евлень, красавица собрала весь народ,
И громко молвила:
                - Всем нам уйти придется.
Коль тут останемся, в лесу, погибель ждет.
А вверх по Штранге, нам местечко и найдется.
Шарки воскликнула:
                - За всех не говори!
Нам будет лучше тут. Окончено сраженье!
Пускай село, хоть десять раз в огне сгорит,
Тут много леса! Мы отстроим поселенье!
А тут мальчишка прибежал, дышал едва,
Он рассказал, как Айни русич заприметил,
И как пробила сердце девушки стрела….
Вы грохот слышите?
                От страха плачут дети.
Евлень шепнула:
                - Уходите быстро в лес!
Дружина едет.
                И за старой елью встала.
Чувашский стан, как будто дым в кустах исчез,
Одна Евлень стрелу ладошкой согревала….
Дозор проехал, перестук копыт в лесу
Затих таясь. Чуваши из кустов выходят.
Старух ведут, и малых дитяток несут,
А девы с луками, поляну вкруг обходят.
Собрались сызнова:
                - Нет времени рядить.
Насихва молвила:
                - В дорогу собирайтесь.
Евлень сказала, - значит, будем уходить!
А кто идти не пожелает,  оставайтесь.

Но как идти? Старухи, дети…
                Где искать
Коней в поход? Четыре девы снарядились
Коней у русичей в ночи глухой угнать,
Ножи и луки взяв, в опасный путь пустились…
Во мраке Штрангу переплыли, и глядят,
Как князь и воины победу торжествуют:
Пьют брагу крепкую, хлеба и мёд едят,
В дозоре русичи лихой беды не чуют.

На утро сотник пробудился и глядит:
Исчезли кони, будто в реку ливнем смыты,
У коновязи, ратник замертво лежит,
Стрелою меткой, шея воина пробита.
Вокруг загона след от множества подков,
И след коней в лесу, за Штрангой пропадает.
Видать, случилась в ночь нападка лешаков,
А их в лесу искать, и черт не пожелает!

Готовы в путь роды, Шаман костер развел,
Травой волшебной окурил людей и стрелы,
К реке, к деревьям, к небу руки распростер,
Негромкой песней просьба к духам полетела…
Албаста! Путь нам через лес не прегради!
Вудаш! Молю тебя, укрой следы волнами!
Келе! За нами в чащу леса не ходи!
Великий Херле – Щир! Раскрой крыла над нами!
Пускай в лесу враги, лишь Арзюри найдут,
Пускай Вупкан собакой дикой их облает,
И если русы за чувашами пойдут,
То пусть Эсрель их души злые, отнимает!
Обряд окончен, сожжена трава. Идут
Чувашки с тяжким сердцем: Что их ждет? Не знают…
Когда и где приют для рода обретут?
И тихо женщины к Султи Туре взывают…..

Пять дней в пути, пять дней горючих слез и бед,
В бою всего - то лишь два рода уцелели…
Остались детки, старики… Мужей – то нет.
А бабы род вели к спасенью, как умели.
Ушли далёко. Русам след не отыскать,
Евлень решила роздых дать, в седле привстала.
Всем битюгов она велела расседлать,
Но ей Шарки опять капризно возражала:
- Ты, если род свой захотела погубить,
Так оставайся! Мы же, далее выступаем!
Найдем иное место, где вольготней жить.
- Как далеко?
                Евлень спросила.
                - Мы не знаем!
Евлень сказала:
                - Я, Ойкас Асламасы
Поставлю тут! Родник, река, озера рядом.
- Я не останусь, лучше даже не проси!
Моему роду нужен лес! Озер не надо!
Шарки упорно не хотела вместе жить,
И кони тронулись, но люди зароптали.
Никто от близких не желает уходить,
За дни скитаний все чуваши ближе стали.
Пройдя немного, Шарки спрыгнула с коня,
На холм поднявшись, дева Туру попросила
Помочь в делах ей. Призывая Дух Огня,
Стрелу чувашка в небо синее пустила:
- Здесь будет мой Вурманкас! Мой Асламасы!
У леса легче будет с ворогом сражаться!
А ну-ка, веток для костра скорей неси,
Добудь вода…
                Шарки взялась распоряжаться…

Зима крадется, надо ставить им дома.
Есть топоры, и бабы в лес идут гурьбою,
Жизнь без мужчины на селе, одна беда…
Не женский труд: валить стволы и за собою
Тягать в село и ставить избы. Только нет
Пути иного. Бабы свой народ спасают.
В овчинку малую им виден белый свет,
И плечи хрупкие стволины подымают…
А дни тянулись бесконечной чередой,
От дел неженских руки к ночи тяжелели.
Грустили бабы, и закатною порой,
О доле тяжкой, одиноко плача, пели.
Нет малой радости, лишь боль да тяжкий труд,
Изнемогая, бабы рук не опускали.
Хотя казалось: за порогом смерти ждут
Их дни блаженства! Как порой к Эсрель взывали…
Но как же дети?
                Вновь сжимая кулаки,
Поскачут в лес загнать оленя, взять медведя,
Плетеной сетью, рыбу тянут из реки,
Стряпня, готовка, и помочь еще соседям…

Однажды видят: вдоль реки обоз идет,
Как и у них: в нем только женщины и дети…
Видать опять согнали с места чей – то род,
Как род Ойкас, одни они на белом свете…
Евлень навстречу вышла:
                - Держите свой путь
Из мест каковских? И куды мужей вы дели?
- Позволь, сестра, с пути дитятям отдохнуть.
Чуваши мы…. Едва спаслись, но не сумели
Догнать мужья и братья.
                В сече полегли.
Казанский хан село мое пожег. Остались
Без крова мы. Прошу, сестрица, помоги.
Мы десять дён с детьми в глухом лесу скитались…
В свои дома чувашки беженцев ведут,
Кто, как не эти люди их понять сумеют?
Поесть досыта детям, теплый кров дадут.
Зима близка, поутру инеем белеет
Трава у дома.
                - Как зовут тебя?
                Евлень
Спросила беженку. Та малость помолчала:
- Чутки…
               Прикрыв глаза, как будто прячась в тень,
Хозяйке девушке негромко отвечала.
- На мне весь род, и как мне быть, не знаю я…
Уйти от бед, - ушли, да только разве сможем
Дома поставить?
                - Оставайтесь. Тут земля
Добра к чувашам. А дома…
                Так мы поможем!
 Чутки заплакала, подругу обняла,
Сдержать слезу в себе, откуда в бабе сила?
Евлень, так мало этим людям дать могла…
Чутки, так много никогда б не попросила…

Наутро надо торопиться.
                Бег коня
Евлень в селении Шарки остановила.
- Чувашки! Сестры мои! Слушайте меня!
Нас, словно щепку по волнам беда носила.
И к нам еще прибился род чувашский. Я
Помочь родне Богам сегодня обещалась.
Для них есть место тут, есть лес и есть земля,
Но до снегов совсем немного дней осталось.
Прошу я, Шарки, род твой сможет пособить
Дома построить сестрам? Мы же все – чуваши!
Всем миром легче ствол тесать и лес валить,
Прошу вас, люди, помогите сестрам нашим!
Сбежались бабы, кто с пилой, кто с топором….
Растут дома для тех, кто в них селиться будет!
Кипит работа, бабы трудятся. Потом
Заботы этой пришлый род не позабудет.
И дети трудятся: кто досточку тащил,
Кто крышу ветками неловко прикрывает.
А тот, совсем дитятя, пальчик прищемил,
С обиды плачет, и товарища ругает,
Который дал нести полешко.
                Гвалт стоит,
Дома растут, как по весне растет грибница,
Казалось, бабы от устатку упадут,
Но не хотят не сделав все, остановиться!
Дома поставлены, из труб клубится дым,
Забыли женщины мозоли и усталость,
Поют и пляшут, как и должно молодым,
Хоть невеселая судьбина им досталась.

- А как, Чутки, свое селенье назвала?
Ведь вы чужие нам!
                Смеясь, Шарки сказала.
- Лешкас – Асламасы! Название дала
Моя сестра!
                Смеясь, чувашка отвечала!

Так и зажил народ чувашский в три села,
Жизнь тяжела была, да дети подрастали,
Весною первой бороздой Евлень прошла,
Чутки, с мальчишками тетерок настреляли.
Шарки олениной делилась, и меда
Из бортей диких люди летом доставали.
Им было тяжко, только бабы никогда
На жизнь не жалились, и слез не проливали.
Для них, измученных, что день, то новый бой,
Ходили зверя бить, оружие ковали.
Вершили все, что им назначено судьбой.
Одна беда. Детяток бабы не рожали…
На людях, каждая сурова и сильна.
А по ночам, детей уложив, слезы лили.
За грех какой, им доля тяжкая дана?
В чем их вина? За то их Боги не взлюбили?
Нет мужа в доме, сколько прижито сирот,
Кто потерял отца и мать. У каждой в доме,
Где три, где пять… А у Евлени семь живет
Чужих дитятей. Стонут женщины от боли….
Но время шло, мужи в селениях росли,
Так в осень свадьбами деревни зашумели!
Зимой, как должно все невесты понесли,
И от того в деревнях все повеселели!
Когда в Ойкас- Асламасы раздался крик
Дитяти первого, что в новый мир явился,
С трех деревень сбежались бабы в тот же миг,
И лик у каждой, будто солнышко светился!!!!!
Стремилась каждая на руки крошку взять,
Ревела каждая счастливо, и молилась.
Отцу казалось, что ребенка не отнять
У баб.
              Так жизнь бесповоротно изменилась!

- Вставайте, сестры!
                Крик пронесся над селом.
Чутки в деревню, буйным ветром прилетела,
Она, как ястреб возвышалась над седлом,
Рукой умелой саблю вострую вертела:
- Отряд идет по лесу, нас не миновать.
Там десять воинов и старый воевода.
Им до опушки мене полудня шагать,
И тянут кони две груженые подводы….
Евлень все поняла.
                Несется крик:
                - Седлать
Коней немелденно! Пора за сабли браться!
Нельзя нам ратников в деревни допускать,
Теперь пришел и наш черед с врагом сражаться!

В лесной глуши отряд Владимирский разбит,
Их копья, словно кабанов, насквозь пронзают,
Евлень велела, что бы каждый был убит.
Теперь дорогу Князь к чувашам не узнает.
Они, как вестницы войны, верхом неслись.
Пускали стрелы, и секли врага мечами,
Никто не знал? Откель те ратницы взялись?
Пошто они без страха смерти воевали?
Убиты семеро, а четверо от ран,
Мечи держать не могут, о пощаде просят.
- Возьмите нас в полон, спасите жизни нам….
Ведь баба немощного в горести не бросит.
Но для чего им жизни ворога хранить?
На села россы беспричинно нападают.
Евлень сказала тихо:
                - Надо их убить.
И  не внимая смертным крикам, уезжает…
Стояли три Асламасы наперекор
Всем страшным тяготам ниспосланным богами,
И не хочу, друзья мои, вступать я в спор
О том, что скрыто от очей людских веками.
Пусть даже скажут:
                «Неправдивый твой рассказ.
И бабы выжить бы, без мужей не сумели!»
Но род Чувашский выжил, и дожил до нас!
Он не исчез, не сгинул, как враги хотели.
А что неправда? Что мужчины полегли?
А бабы смелые дитяток защищали?
Как было все?
                Не знаю…
                Только не могли
Иначе выжить.
                Никогда мы не узнаем
Те испытания, что род чувашский знал.
Он много горше был, он был куда страшнее,
Чем я, друзья мои в рассказе описал,
И потому чувашки кажутся сильнее,
Чем можно думать.
                Люди верно говорят,
То испытания Господь нам посылает,
Те, кто чисты душой, и чьи сердца горят
За свой народ, те все невзгоды побеждали!
Судьбу народа Время ставит на весы.
Исчезли те, чье коромысло к небу взмыло,
Но раз стоят на Штранге три Асламасы,
То значит, я не лгал!
                Все так оно и было!

15,12,2013 год.
Г. Ташкент.