Прочла старую статью о Лисичанске. Грустно... Не знаю, насколько достоверна информация о состоянии (и владельцах) заводов, но то, что сейчас в Лисичанске всё очень печально, – правда... Еле живой город, в который больно возвращаться, просто невозможно смотреть, как он умирает. Хотя бабушка ездит туда на могилу отца. А в моём детстве это был таинственный город, где мама летала на терриконах (прабабушка Надя пересказывала мне эти истории тысячи раз), мы летали туда каждую весну на самолёте, меня жутко укачивало и рвало в зелёный бумажный пакетик (как сейчас его помню), а прабабушка Шура готовила изумительный суп с домашней вермишелью. Хорошее было время, когда в дом можно было попасть через окно, на зелёной горбушке у дома лопотала трава и я ловила пушистых и тёплых цыплят в ладони. А когда-то даже спасла детёныша сороки выпавшего из гнезда... Ещё там было кладбище (оно и есть, впрочем), которое казалось мне удивительным местом, к которому долго идёшь, а дойдя – попадаешь в сказочный лес. Странно, но я чувствовала себя там как дома и совсем не боялась смерти.
В последнюю поездку (мою с ба) пару лет назад мы долго искали Сашину улицу, она пахла рекой, как и его детство, но так и не нашли, зато пришли к оленю. И нашли моего любимого деревянного крокодила – длинного и сухого, как палочка, которого я облазила вдоль и поперёк в своём сарафанном детстве. И даже карусель у парка моих окаменелых истуканов не изменилась, разве что, когда я видела её в последний раз, она стояла как огромные замершие часы или даже планета. Наверное, это была единственная карусель, которая знала мой внутренний завод. На остальных у меня всегда кружилась голова, чужая скорость времени не совпадала с моей, и я безуспешно пыталась с неё сойти, срываясь в секундные, острые, словно стрелки, вскрики молчания.