Обгоняя минуты,
припустили года.
На душевные смуты
вековая тщета,
заковавшая ноги
в кандалы из сует,
наложила свой строгий
и бессрочный запрет.
Забываются лица,
остывает накал.
Я пытался молиться,
но потом перестал.
Вверх простёртые длани,
видно, впрок не пошли.
Никаких ожиданий –
ни вблизи, ни вдали.
На вершины не лезу,
избегаю утех,
выхожу на отрезок,
самый трудный из всех,
за которым граница
и мерцающий свет.
Может, что-то продлится,
ну а может, и нет.
И не факт, что во благо
для уставшей души
продолжается сага
под названием «жизнь»,
ибо вкус у задачи
стал отчаянно кисл...
но я пью, ведь иначе
потеряется смысл.