Она не знала, сколько времени прошло для нее здесь, в этих стенах. Ей кажется, что она здесь очень давно. Но как долго? Она опять посмотрела через стекло. Серость, сплошной серый цвет и больше ничего. Абсолютно. Она прилегла на пол и поежилась от холодка, пробежавшего по коже. Кто она? Воспоминания о ее прошлой жизни переворачивались в ее голове еле-еле, как намокшая вата.
Она была сильной, знала, что нужно оценить ситуацию , не паниковать. Хотя что тут было оценивать? Куб, большой куб, с полупрозрачными стенами и серой, ничего не говорящей пустотой за его пределами. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни даже в туалет. Все, что ей иногда было нужно - редкий сон. Засыпала она с трудом, хоть и очень пыталась, пыталась изо всех сил. Именно в снах были ключики, кусочки мозаики, которую нужно собрать, чтобы понять кто она и зачем она здесь.
В раздумьях она ходила по кубу, некоторые воспоминания заполняли слишком много места в ее голове. Часто она видела летний день, белую скамейку, в каком-то безлюдном месте, слышала тихий смех и там же была дорога. Такая широкая, но она совсем ее не пугала. Наоборот, казалась чем-то очень приятным, приятным до мурашек. А еще она часто думала о руках. Да, о руках…обычные мужские руки. Для нее они не были обычными. Стоило закрыть глаза – и вот, ее рука в этих теплых, солнечных ладонях, и она забывала обо всем, что ее окружает, о серости и прохладе этого куба. А лицо, лицо совсем стерлось. Как будто кто-то долго стирал ластиком, шкрябал, почти до дыр. Она хотела вспомнить что-то еще, но были лишь руки, скамейка и иногда дорога.
Но она открывала глаза и все это исчезало. Ее шаги становились быстрее, она нервно сжимала руки,пальцы, до белых костяшек, и быстро, быстро ходила, пока , обессилев, не садилась, прижавшись спиной к холодному стеклу. Иногда ей казалось, что стены куба уменьшались. Чем дольше она грелась от тепла волшебных рук, тем меньше места оставалось вокруг нее, когда она открывала глаза. Возможно, это была лишь иллюзия, но мысль об уменьшении куба пугала ее.
Постепенно, видимо, повинуясь ее желанию, руки стали появляться все реже. Поначалу она вздохнула спокойнее, но потом, она поняла, что руки были тем, что поддерживало в ней жизнь, они были огонечком тепла. Теперь она ходила по кубу все быстрее потому, что пыталась найти хоть что-то, что было бы способно заменить то тепло. А куб тем временем становился все шире, это было невозможно, но иногда по ее коже легонько проходил сквозняк. Или даже много сквозняков. Но ей было все равно, тоска по этому видению, а она даже не была уверена - было это на самом деле или нет, становилась все острее и острее. Ей хотелось закричать, иногда она кричала, но еще сначала была понятна вся бесмысленность этой затеи. Она – и то, что внутри нее, вот что было ответом на все вопросы.
А однажды, она проснулась от ужасной нехватки воздуха, ее макушка, прижатая во сне к одной из стенок просто горела. Спросонья она заморгала, огляделась по сторонам, а за стеной около ее макушки были те самые руки. И он. Там был он. Она узнала его, он тот, с кем она провела так мало времени в своей настоящей, Той жизни. Он опустил глаза, но руки прижимались к стенке ее куба. Слезы покатились из ее глаз…она прижалась лицом к толстому стеклу, чтобы получше разглядеть его, чтобы восстановить его в памяти до малейшей черточки, до каждой морщинки на его ладонях, до каждой веснушки на его носу…Больше всего ей хотелось заглянуть в его глаза, но они оставались виновато опущенными. На миг он поднял их, и она увидела слезы, застывшие в уголках.
Она вытирала все подступавшие слезы и потом приложила свои руки к его. Это было неописуемо. Внутри стало так тепло и приятно, как будто, что разорвалось внутри. Она увидела его улыбку, наверное, он почувствовал то же самое. А ее куб продолжал уменьшаться. Сжиматься. Его улыбка сменилась грустью, но рук он так и не убирал…его куб тоже начал сужаться, они оба еле помещались в своих «клетках», но руки оставались на все тех же местах. Душно, очень душно. Но она знала, что отпустив руки, потеряет его и теперь уже навсегда. От боли или ощущения ее неизбежности его лицо исказилось, и он медленно убрал ладони от стекла. А она оставила их там, все еще ощущая его тепло, и, как ей казалось, его запах. Через мгновение ее куб превратился в маленький кубик, маленький серебристый кубик.
А он беззвучно ударял руками о чуть теплую стену. Он всегда боялся боли, душевной, физической…душевная боль казалась ему чем-то непереносимым, невыносимым. Но здесь он впустил ее в себя и громко разрыдался, пролклиная все на свете, он плакал, как ребенок, ничуть не стыдясь своих слез. Он хорошо помнил ее, ее руки, такие необыкновенные, самые приятные из всех, что он встречал. И во второй раз он сам от них отказался, сам убежал от того, что любил. А он всегда был умнее ее, ее, такой наивной. Он поднял глаза. В кубе была лампочка, а у него был небольшой моток веревки и крошечная надежда вновь найти ее. Найти Там. Хруст.