Из-за вятских лесов, из вотяцких болот
Выходил своенравный, упрямый народ.
От ушкуйников – стать, бровью – чудь, лбом – мордва,
А рельефностью скул – что ни есть татарва.
Из глубоких глазниц – недоверчивый взгляд,
Крепким бранным словцом оторочен наряд,
Речью – быстр, – не усвоит вначале чужой:
Что за вздор тараторит народец лесной?
Мне же сызмальства раннего речь та ясна, –
Невдомёк рассуждать: хороша ли, красна? –
Я запомнил навечно значения слов,
Объяснить что не каждый сегодня готов.
Мать не «чикалась» с нами: во гневе могла
«Ербалызнуть»! – Угрозы хватало сполна.
Заигравшись, мы слышали громкий призыв:
«Оглашенным и взбалмошным взять перерыв!»
В воскресенье пельмени лепили семьёй,
Мелюзги поналепишь – жди угрозы незлой:
«А «пижовины» эти наш «мастер» пусть ест, –
Меж зубами застрянут – ковырять надоест!»
Заревёшь от обиды – поблажки не жди:
«Чуфуенькою» – неженкой – мать окрестит!
Не любила безделья, пустой трескотни,
О болтушках: «Сточили все лясы они!»
Нелюбимых подруг ждал неласковый сказ:
«Отчехвостит» их мать – спор закончится враз.
Если мало покажется встряски такой,
То укажет дорогу к «гулёне» лесной:
Называлось – «к ядрене-то Фене» пойти
Без оглядки на этом тернистом пути.
На «пьянчужек» сердито глядела порой:
«Ну, идёт: до усрачки нажрался, герой!
Собутыльников где потерял? – Говори! –
Проваляются, знать, во лузях до зари?»
Пару стопок не прочь и сама пропустить,
Говорила: «Мужик – он с умом должен пить!»
…Был конец беспощаден: обезножела мать,
«Немощь съела!» – устала она повторять.
О себе отзывалась с печальным смешком:
«Вот урод-в-жопе-ноги – спит в обнимку с горшком!»
……….
Я теперь понимаю, что не в грамоте суть:
ВУЗ окончит иной – с языка льётся муть,
Мать в науках – не зги, «как о стенку горох»,
А зернистою речью наградил её Бог.