Декабрь стонал и охал
и бился напролом
в глазницы чёрных окон,
в не ставший нашим дом.
Ночь пела песню волчью,
но, как ни посмотри,
снаружи даже ночью
милее, чем внутри,
где вторя зимней теме
послушною строкой,
отчаянье как время
текло, текло рекой.
Морозной паутиной
подёрнулось стекло.
Жизнь оказалась длинной,
а время всё текло.
Бесстрастный и жестокий,
размеренный поток -
он поглотит и строки,
и то, что между строк,
и даже наши души,
исписанным листом
укрытые от стужи,
но это всё - потом,
потом, когда, не знаю,
с тобою или без,
я растворюсь, растаю
в том кобальте небес.
Тогда, уже не споря
с ревущим декабрём,
но с ним в едином хоре
не ставший нашим дом
сойдётся вновь в потоке
седом, что равно чтит
и святость, и пороки,
где взгляд не различит
ни вереницы длинной
разрозненных страниц,
ни чёрных паутиной
затянутых глазниц.
Москва, 22 декабря 2013