Слияние Арагви и Куры
Иверия
Ах, Грузия, ах, Иверия,
ты - талисман на счастье.
То ль верю, то ль не верю я,
но, видимо, ненастья,
что в жизни мне отмерены,
проходят стороною,
случайно иль намеренно,
лишь встречусь я с тобою.
Я говор люда слышу
гортанный, как раскаты.
Квадраты - твои крыши,
поля твои – квадраты.
Тут реки говорливые
поют рулады звонкие.
Орехи, лавры, сливы ли
и солнца пальцы тонкие.
Все радует и нравится,
волнует сердце зрелое.
И ты, Кура - красавица
Кавказа - дочь несмелая.
Стихотворение из сборника "Полынь".
Странная натура – этот Валерка Тарасов. В этой странности он чем-то похож на мать, а мать говорит, что он вылитый отец.
- Вылитый, как стакан вина, внутрь себя – добавляет Валерка, т.е. я. Мама смеется.
- Да, уж ты не пропустишь стаканчик мимо – парирует она.
- Ты меня к этому еще в Молдавии приучила – вспоминает, как о чем-то приятном, Валерка.
В то время, когда шел этот разговор, я был на каникулах в Волгограде и мучительно скучал: моторная лодка уже была продана, мать стала жить с полусумасшедшими соседями, друга Володьки не было. Вообще никого из знакомых. Да еще жара под 45 градусов. Лерка, как называла меня мама, просто изнывал от скуки и жары.
- Все! Не выдержу! – говорил я. И верил, что не выдержу.
Меня несколько веселил Тимофей Ефремович Волбенко – донской казак, с длинными черными усами, безнадежно влюбленный в маму. Любил я его – да разве были такие люди, которые его не любили. Он был большой беззлобный ребенок, приносящий в дом радость.
- Моя крупатка – называл он маму, но “крупатка” была холодна к нему, хотя настойчиво поддерживала с ним дружеские отношения. Ефремович был женат, но все чувства этого усача давно истерлись и, он страдал от одиночества и неприкаянности.
- Что делать в такую жару, Ефремович? – задавал я вопрос, не надеясь на разумный ответ. Но этот казак не ведал жары и не понимал моего томления.
- Купаться на Волгу идите – отвечал Ефремович, называя меня на “Вы”, - предельно сухой, как саксаул и высокий мужчина, как пирамидальный тополь. Я никогда не видел, чтобы он потел.
- Ефремович, вы призываете меня к самоубийству. Тимофей (Тима, как называла его мама) вы ведь знаете, что правый берег Волги захламлен маргиналами – там, где пьют, там и бьют бутылки. Ефремович не понимал слова “маргинал”, но поддакивал.
Купаться – одно “удовольствие” – то и гляди напорешь ногу на битую бутылку или какую-то железку. А переправиться на левый берег в такую жару – целая история.
Тут следовал монолог о жизни и вреде русских маргиналов. Я начинал отделять себя не только от маргиналов, но и вообще от русских, чувствуя свои прибалтийские корни, хоти и не основные, но глубокие и прочные.
Тяжкое лето прошло, и началась работа аспиранта третьего года. Как хорошо работать до поздней ночи, когда остаешься один в лаборатории. По правилам это не разрешается, но какими колдовскими свойствами обладает бутылочка ужасного вина “Солнцедара”.
Говорили, что это вино привозили в тех же танкерах, в которых транспортировали нефтепродукты. Я без жалости отдавал бутылку такого вина охране, которая почему-то предпочитала это пойло, и после такой щедрости разрешала оставаться на всю ночь.
А ночь – время лучших научных идей и свершений. Работа шла продуктивнее. Радиоактивный цирконий я брал пипеткой, ртом создавая разрежение. Вы понимаете!
До этого я никак не мог выбрать тему и, наконец, остановился на кинетике экстракции (извлечения из водной среды) циркония – металла атомной промышленности.
Пришел март месяц – запахло весной и меня опять потянуло на Волгу, чтобы увидеть ледоход и почувствовать настоящее начало весны.
Я, долго не думая, собрал портфель, побросал в него кое-какие вещички и поехал во Внуково. Читатель поймет, насколько дешево и легко было тогда летать. Более высокая стипендия аспиранта физико-химического факультета составляла 120 рублей, а билет 35 –40 рублей.
Во Внукове меня здорово расстроили, сказав, что самолеты в Волгоград временно не летают из-за тумана в аэропорте Гумрак.
Жизнь кончилась! Разве я мог уехать обратно домой, где меня никто не ждал (1968 год). Я почему-то продолжал болтаться в зале ожидания. Вышел на улицу, удалился от аэропорта, увидев лоток, где крутились мужики и продавалось “пиво”. Я, конечно, не удержался и выпил кружечку – другую этого, так называемого, пива. Сразу на душе полегчало и появилась решимость.
Я вернулся в зал, где расположены кассы. Около той самой кассы - южного направления - стояли два человека, которые быстро освободили окошко. Я вновь поздоровался. Женщина явно была удивлена.
- Я же сказала Вам, что в Волгоград самолеты не летают из-за густого тумана над городом – удивилась моей настойчивости кассирша.
- Нет, простите, я помню об этом. А куда ближайший рейс? – теперь женщина посмотрела на меня как на сумасшедшего.
- Вы можете дать паспорт? – спросила она.
Я отдал паспорт и лениво стал оглядывать зал. Через мгновение я заметил девушку, которая, видимо, ждала объявления.
- Все нормально. Вы учитесь? – дополнительно удостоверилась она.
- Да. Я аспирант – был ответ.
- Так чего же Вы хотите – заинтересовалась она.
- Улететь и как можно быстрее. Куда ближайший рейс приблизительно того же южного направления? - уже просительным тоном произнес я.
- Валерий, Вам все равно куда? – уже совсем фамильярно спросила она.
Тут я заметил, ну, конечно, заметил, что эта милая девушка стала проявлять ко мне интерес. Это произошло после просмотра паспорта. Она запомнила мое имя.
- Нет! Не все равно, а туда, где весна вступила в свои права – изрек “симпатичный” я.
- Вы положительно интересный человек. Я буду Вас ждать на обратном пути. Вы ведь расскажете мне о Тбилиси – совсем мягко не сказала, а спросила она.
- Итак, ближайший рейс в Тбилиси? – произнес такой решительный и сильно любящий себя Валерий Тарасов.
Все женщины и девушки для него стали милыми девушками, а он стал героем. Ее звали Наташа. И почему это, все без исключения, девушки в которых он влюблялся - а влюблялся он во всех девушек -были Наташами, как и его жена, появившаяся через 30 лет.
- Рейс будет в Тбилиси через 2 часа 40 минут. Билетов осталось два – как-то грустно произнесла Наташа.
- Не присоединитесь ли? – спросил я, зная, что ответ будет отрицательным. Так оно и было.
- Не могу. Обязанности. В том числе те, которые я выполняю сейчас, выписывая вам билет. Правильно ли я делаю – захотела она услышать окончательный ответ.
- Правильно, правильно. Не сомневайтесь - получила она ответ.
Я, заручившись билетом, забыл про эту Наташу, пошел туда, где крутилась симпатичная девушка. Она будто ждала меня, и контакт был подготовлен.
- В Тбилиси? – задал он дурацкий вопрос.
- Конечно, там у меня родня -
- А у меня никого нет – ответ.
- По работе? –
- Нет, за подснежниками –
- Они уже кончились. Там и снега-то нет – обвинила она его в невежестве.
Валери предложил познакомиться. Что они и сделали. Ее звали (о, судьба! долго ли ты будешь так благосклонна ко мне?) Натали. Она была похожа на типичную грузинку.
Посадка была объявлена и все весело засуетились, подхватывая корзинки, сумки, одежду и детей.
Через полчаса они уже летели. Удивительно, но они оказались на соседних местах. Все как-то притихли, но, когда сказано было, что можно отстегнуть ремни, публика засуетилась – каждый нашел себе занятие.
- Вы не боитесь летать? – спросила Натали, и, получив отрицательный ответ, успокоилась. Я начал рассказывать разные истории, где он неизменно выступал как действующее лицо в авиационных неприятных историях. Девушка явно начала нервничать.
- Пааслушай, даарагой! Хватит травить! – раздался сзади голос явного грузина.
Пришлось найти другую тему, но девушку интересовали именно страшные истории.
Два часа сорок минут как-то быстро пролетели и, опять велели пристегнуть ремни, а когда сели раздались аплодисменты.
- Я думаю, что это не в мой адрес – попытался я сострить, но шутка не удалась, как и многие последующие шутки.
При выходе Натали куда-то скрылась: видимо ее быстро подхватили родичи.
Я остался один в зале для приезжающих, где стал оглядываться и обнаружил окошечко, откуда приехавшим грузинам продавали сухое, как он догадался, вино. Куртка была сброшена, оставлен портфель и я направился к заветному окошечку. Я и пробыл-то у окошечка ровно столько, сколько надо, чтобы постоять в очереди из трех человек, купить стакан красного вина, выпить его, оглядеться удовлетворенно и направиться к креслу, на котором когда-то лежали куртка и портфель. Но, вот – чудо - теперь портфеля не было. Лежала одна куртка с ключами. Я оглядел другие ряды кресел – портфеля нигде не было. Жар бросился ему в лицо и рубаха стала мокрой.
Другая рубашка, свитер, носки, книжка для чтения, рейтузы – на случай холода, бритвенные аксессуары.
- Что же еще – думал я напряженно. И вдруг я понял, что теперь Лерка - никто, т.к. в портфеле лежал портмоне с почти всеми деньгами, паспортом и билетом в Тбилиси.
Я собрался с мыслями. Спокойно, спокойно, Валерка! Выйди на улицу, остынь и телеграфируй, что тебя обобрали. Сколько у тебя денег? Сорок - пятьдесят рублей? Маловато для покупки обратного билета и пребывания здесь! Маловато! Нужно больше!
Телеграфируй!
Ха-ха! Разве ты научился получать деньги без паспорта, в чужой стране, где у тебя нет ни одного знакомого?
Посмотри город! Остынь еще сильнее.
Если бы вы знали, как хорошо я изучил город за два дня, долгих дня! Не буду говорить о красотах этого города – их съела усталость. Не помню я их. Быть может, одну - две детали я запомнил отчетливо.
Это - дом с нависающим балконом, обвитым еще безлистным диким виноградом и льющуюся в ночи фортепьянную музыку такой красоты, что я стоял под балконом и беззвучно плакал. Плакал не от моей беды – вот, если бы все беды были такие. Плакал от счастья, что слышу эту божественную музыку. Музыка в такое трагедийно – комическое время, музыка которая меня повергла ниц.
Звуча, терзаешь наши души,
о, ты - созданье человека,
земного, грешного навеки.
И вот уж ком, тот ком, что душит.
Уйди, замолкни, не тревожь,
оставь меня в слепом блуждании,
и не буди тех ожиданий,
дай мне свалиться в эту рожь.
Но как же жить мне без тебя?
Ты, чародейка, наважденье...
Источник в горе наслажденья,
и вот кляну, твой стон любя...
Стихотворение из цикла “Полынь”
Не помню я деталей горбатых улиц, не помню: все представляется, как во сне! И эти парки, и этот вокзал и памятник М.Ю. Лермонтову в каком-то парке...
Первый день прошел в циркуляциях между городом и аэропортом, а также в заигрываниях с уже знакомым Сандро Никурадзе – т.е. с дежурным по выходу на взлетное поле.
В те годы Аэропорт был совсем примитивный. Я доверился Сандро, как доверился бы врачу, от которого зависело излечение от сифилиса.
Сандро спросил: “Даарагой, сколка у тэбя дэнэг?”. Я схитрил, назвав 30 рублей, а 20 оставил себе.
- Цх, на это нэ уэдэш – припечатал Сандро. Но когда он узнал, что у меня пропал и паспорт, то сказал просто: “Ухады, патцан!”.
Мне совсем стало плохо, но я упорно не хотел обращаться в милицию. Я даже не понимаю почему.
- Сам натворил, сам и выпутывайся – мой девиз.
К Сандро подошла миловидная, совсем молодая грузинка.
- Внучка!? – утвердительно спросил я.
- Да! Почему знаэш? – удивился Сандро.
- Очень похожа на Вас, очень! –
Сандро расплылся в улыбке и, вдруг, впервые посмотрел на меня по-доброму.
Сандро и девчушка о чем-то долго беседовали, время от времени посматривая в мою сторону.
Неожиданно, когда я отошел от Садро, девушка приблизилась ко мне и сказала без акцента.
- Просите его. Он добрый. Поможет – вот ее слова. Слова девочки Нино.
В первый день нельзя было даже подумать об отъезде. Я только болтался по городу, а когда стало 2 часа ночи, решил устроиться на ночлег в зале ожидания железнодорожного вокзала. Только засну, как ко мне подходит служитель с таким же жезлом, как у милиционера. Этим жезлом он ударял по креслам, приговаривая: “Нэ спат, нэ спат!”. Через каждые 30 минут я “нэ спал”. Разве это отдых?
Другой весь день я провел в попытках улететь, но даже не представлял как это сделать. Наконец Сандро позвал меня зачем-то. У меня даже мысль не блеснула, что у него возник какой-то план. И напрасно не блеснула!
- В 1 час 35 мынут будэт дополнытэлный рейс для спортцмэнов – изрек он.
- Давай твоы дэнгы и стой здэс. Ныкого не пускай. Слышыш, патцан!
Я с легкостью отдал деньги, хотя все пахло еще одним обманом. Но никакого обмана не последовало. Минут через десять появился Сандро. Он передал мне склеенный билет на имя Давида Наниешвили. Я сразу заметил склейку двух половин билета, который был когда-то разорван. Было приблизительно 12 часов ночи или, как говорят точнее - 0 часов 05 минут.
- Я зарэгэстрыровал твой бэлэт. Тэпэр ты Давид Наниешвили – захохотал он.
Мне стало понятно, что они с кассиршей разделили деньги пополам, и она вытащила испорченный почему-то билет из мусорной корзины, чтобы просто склеить две половины. Ах, хитрецы! Этот билет они зарегистрировали, чтобы я мог улететь рейсом 01. 35.
- Послушай Валэри (он уже знал мое имя)! Иэслы отрывать талоны будут на лотном полэ – тэбэ повезло.
Я крепко пожал старику руку, а что я мог сделать еще.
Когда начали пускать на летное поле, до отлета оставалось 30 минут и ни о какой тщательности проверки не могло быть и речи. Толпа, ругая скверную погоду (проливной дождь), ринулась к самолету, прикрываясь зонтами. Сандро удержал меня, ухватив за рукав куртки.
- Падажды паслэдэго, пуст усэ вайдут – сказал Сандро. Я его хорошо понял. Он дал мне круглую кепку.
- От дожда и для маскэровкы – опять засмеялся Сандро. С каждой идеей и шуткой он все ближе становился моему сердцу. Простые люди – просты во всем!
Когда он перекрестил меня, из какого-то помещения вышла стюардесса.
- Сандро, это твой родственник – спросила она.
- Нэт! Проста хароший чоловэк – был ответ, но она уже стала воспринимать меня как своего.
Я был последний, кто пришел на посадку. Русская девушка что-то почуяла и передала билет грузинке, которая только что подошла.
- Посмотри – сказала русская.
Я взвился и стал протестовать: “Туда ыды, суда ыды! Дожд ыдот. Побойтэс бога”.
Мне, кажется, грузинка все поняла, и сказала улыбаясь: “Проходите и занимайте место. Пустых мест много” - произнесла она, как заговорщица.
Двери закрылись.
- Можна в туалэт. Я вэрнус, когда самолот тронэтца – сказал я грузинке.
Она отвела меня в пустое помещение и сказала.
- Вы неплохой артист, но надо лучше знать гузинские акценты. Однако человеческие особенности Вы неплохо понимаете, если смогли понравиться Сандро. Сидите и молчите – будет лучше. Я смотрел на нее восхищенно.
- Так Вы все поняли – вымолвил я.
- Давно – сказала она.
Когда самолет сел я, проходя мимо этой грузинки, поцеловал ей руку. Она засмеялась...
Выйдя в предутренний час на улицу из зала для прилетающих аэропорта "Внуково", я устремился в ближайший лесок. Здесь я долго стоял, обняв березку, и безвучно плакал. Такие же слезы лелись в ночи там, в Тбилиси, под балконом. И то же это были слезы счастья...
Сколько раз потом, когда я стал профессором и руководил “Учебно-методической секцией по экологическим дисциплинам”, члены этой секции собиралась в Тбилиси и однажды посетили Цхинвале! Разве я мог тогда подумать, что наши народы разлучат какие-то клоуны?
ВТ.